Я принюхиваюсь, пытаясь уловить ее запах, и получаю удар за свои усилия. Ее проклятый коготь. Я наклоняю шею вперед, провожу лапой вокруг ее тонкого тела и выдергиваю коготь из носа.
Ух, это так умно!
С раздраженным шипением я поднимаю ее серебряный коготь и сердито смотрю на то место, где держу свой маленький приз в другой лапе.
— Тебе лучше не царапать меня этим снова, — рычу я.
В мои намерения не входило, чтобы слова звучали так агрессивно, но, когда вы говорите через клыки, трудно говорить нежно…
Вместо того, чтобы дать клятву, что она не поднимет коготь к моему лицу вместо того, чтобы даже принести извинения, она разворачивается и убегает прямо с моей лапы на своих лохматых задних лапах.
Отбросив ее коготь, я легко ловлю ее. Мой хвост лениво дергается за моей спиной, когда я игнорирую ее крик и поднимаю ее, чтобы держать на уровне моих глаз.
Я открываю челюсти, чтобы втянуть ее аромат на свой язык, еще больше проникая с ней в свои чувства.
Мгновенно моя кровь ускоряется.
«С тех пор, как я тебя учуял, промелькнуло немало лунных пейзажей. Преследовал тебя».
Тогда мы оба были подростками. Я был намного меньше, и она была менее волосатой.
Я ловлю взгляд на то, как она дрожит, потому что кольцо меха, вздыбившееся у нее на плечах, не вздрагивает вместе с ней.
«Растущие полумесяцы, ты такой странной стала».
Давным-давно мне приказали держаться от нее подальше. Но она наткнулась на мою пещеру и напала на меня, и я поймал ее, так что теперь она моя. Меня не волнует, как она выглядит. Эта женщина должна была быть моей с детства, если бы не запрещалось прикасаться к человеку. Меня жестоко наказали за то, что я так близко подошел к ней.
И все же… я держу ее в руках, и все ужасные предупреждения, которые звучат в ушах каждого детеныша… ни одно из предупреждений с ней не сбылось.
Если честно, я испытываю небольшое разочарование.
Но это нормально. Я все еще могу оставить ее. Я прижимаюсь носом к ее телу, вдыхая ее аромат, и сразу же меня развлекает возмущенный визг. Когда я хрипло хохочу и дымлю на нее, струйка дыма проходит под ее кожей, заставляя ее вздыматься вверх, прежде чем она шлепает ее обратно.
Интересно.
У нее что, вырос воротник, как у моего драконьего рода? Хохлатый Мерлин, такой как я, раздувает свой воротник по разным причинам: чтобы выразить себя, сопровождать брачный танец и казаться более грозным во время битвы, чтобы защитить свою территорию, свое гнездо или свою пару.
Я снова дымлю, наблюдая, как ее кожа снова вздымается, прежде чем она снова яростно шлепает ее.
— Я хочу это увидеть, — говорю я ей и хмурюсь, когда она съеживается на моей лапе.
Возможно, она боится поднять мне свой воротник. При ее размерах и недостатках, когда она сталкивается со мной, я почти понимаю, почему обычное существо колеблется.
Но я видел, как эта женщина защищала ягненка от крадущихся йотов, используя лишь горсть камней, свою бесстрашную стойку и крики. Я мог подумать, что она будет обмахивать меня воротником, как детеныш, сражающийся с нападающей виверной. Когда человека загоняют в угол, он становится свирепым.
И моя все еще жалящая ноздря говорит, что мой человек непослушный.
Зачем она пришла сюда?
Я повторяю вдох в третий раз, и когда верхняя половина ее кожи вздувается от силы моего дыхания, я ловлю ее воротник зубами и дергаю.
Она возмущенно мычит, когда я приподнимаю лоскут. Я не тяну сильно; Я не хочу ее ранить — я только хочу посмотреть, как выглядит ее воротник. И она издает не звуки боли, а только возмущение.
Только вместо того, чтобы немного приподняться, он полностью отрывается — и ее руки свободны.
Я смотрю на то, что открывается.
У нее вообще нет волосатой шкуры с воротником на спине.
Это было прикрытие.
За исключением ее пушистых ног и покрытых мехом запястий, она больше, чем когда-либо, похожа на девушку-человека, которую я украдкой преследовал.
А после снятия кожного лоскута ее запах стал еще сильнее.
Мой хвост обвивается вокруг нас, и я вцепляюсь когтями ей за спину, притягивая ее ближе, почти, как если бы я прижимал ее к своей груди.
Однако, когда я притягиваю ее к себе, она начинает драться, ее конечности летят в панике. Голод начинает войну с любопытством. Затем ее дрожащая рука бьет меня по моей когтистой ноздре.