Он не часто бывал на концертах, но в тот вечер школьные друзья затащили его в Ла-Рошель. Крепостные сооружения, пешеходные улицы и остров Ре в непосредственной близости, на котором у родителей одного из их компании был домик – в нем-то они и устроились. Стояло лето, они были молоды, а раз уж на их каникулы пришелся фестиваль, они попивали пиво, слушая все самое лучшее, что предлагала музыкальная сцена. Макс вырос под музыку The Rolling Stones, The Doors, The Eagles и Джими Хендрикса – кумиров отца. Когда зазвучала песня «Wild Horses»[6], он с удивлением обнаружил, что может подпевать вместе со всеми остальными. По телу пробежали мурашки, даже волоски на руках встали дыбом. Он не знал, почему эта песня всегда его так трогала. В детстве его очаровывала мелодия и тембр певца, потом он понемногу начал понимать слова, а в тот вечер текст песни зазвучал для него совершенно по-новому. Надо сказать, гитарист был по-настоящему хорош. Макс оторвал глаза от сцены и посмотрел на небо: затянутое тучами, оно было черным, грозовым. Еще раньше власти объявили штормовое предупреждение, и в начале вечера организаторы напомнили о повышенной опасности, связанной со сложными погодными условиями. Да, в воздухе что-то витало. Было плевать на приятелей, которые танцевали, разливая пиво, плевать на надвигающуюся грозу или потоп, который наверняка обрушится на сотни собравшихся гостей фестиваля. «Wild horses, couldn’t drag me away»[7]. Никакие стихии не помешают ему пережить этот незабываемый момент. Вдали загрохотал гром, но ничто не умалит охвативший его трепет. Он любил грозу, шум проливного дождя, любил чувствовать кожей порывы ветра. Когда все эти элементы сливались воедино, когда были задействованы все его чувства, он ощущал себя живым.
Музыкант коснулся тарелок, ударил по большому барабану – и тут взгляд Макса упал на миниатюрную брюнетку, стоящую в нескольких метрах от него. Она раскачивалась в такт музыке, не замечая никого вокруг. Ее тело – в полном слиянии с мелодией, оно, как и его собственное, впитывало звуки инструментов. В этой толпе она себя вела, будто здесь одна, ни до кого ей не было дела. Не очень высокая, черноглазая, с дерзкой челкой, с ямочками на пухлых щечках. Максу вдруг захотелось, чтобы она принадлежала ему: девушка была счастлива, и это бросалось в глаза. Она целиком и полностью существовала здесь и сейчас. Он мог поспорить, что в тот момент она не думала ни о каких опасностях стихии, не думала о том, как глубокой ночью будет добираться до острова Ре. Постоянно возвращаясь взглядом к девушке, Макс вдруг стал размышлять о жизни, ее смысле, а главное, о том, что он с этой жизнью делает. Он посмотрел на друзей девушки, совсем не таких, как его приятели, которые все были словно отлиты в одной форме: тенниски, аккуратные короткие стрижечки и кроссовки, настолько похожие, будто их закупили оптом.
Макс глупо заулыбался, не замечая ни первых капель дождя, ни того, что музыканты переключились на другую рок-классику. Надо же, он, оказывается, уже не там, где находился сначала. То ли толпа постепенно его сдвинула, то ли его потянуло к этой девушке, не похожей ни на одну другую. Вдруг она повернулась и послала ему улыбку, поразившую его в самое сердце. И эта улыбка длилась и длилась, словно была адресована кому-то знакомому, родственнику, другу. Впавший в оцепенение Макс никак не мог понять, откуда взялся тот транс, в который он погружался все больше и больше. Он не знал ни как с ним бороться, ни в чем искать опору, а когда из деликатности захотел отвести взгляд, выяснилось, что он и на это не способен. Вскоре редкие капли дождя превратились в ливень, обрушившийся на зрителей. Одни побежали спасаться, другие, более предусмотрительные, раскрыли зонтики всех размеров и цветов, а третьи, храбрые безумцы, остались мокнуть, потому что праздник и не думал заканчиваться. Однако ливень был долгожданным – уже месяц здесь, как и по всей Франции, не выпадало ни капли влаги. Без сомнения, именно поэтому она и танцевала так: закрыв глаза и раскинув руки, словно подставляя себя природной стихии.
У Макса больше и в мыслях не было присоединиться к друзьям, сгрудившимся под навесом какой-то пивнушки. Он прирос ногами к земле, завороженный той, о которой еще ничего не знал, но хотел бы узнать все до мельчайшей детали. Она кружила в ритме музыки, все с той же улыбкой на лице, выдающей ее блаженство. Время от времени, поворачивая в своем танце голову, она тоже бросала взгляд на Макса. Дождь усиливался, летнее небо темнело все больше, без сомнения, скоро грянет гром. Ветер все поднимался, а девушка продолжала раскачиваться. Музыкальная группа, наверняка вдохновленная приближающимся апокалипсисом, грянула импровизацию на тему «Riders on the Storm»[8] к величайшему восторгу самых стойких. Девушка от радости воздела руки к небу, потом развернулась и увлекла Макса в импровизированный танец. У него не было времени вспомнить, что он терпеть не может танцевать и наверняка выставит себя в смешном свете. Не было времени заметить, как чуть поодаль потешаются над ним друзья. Не было времени именно потому, что он оказался вне времени. В кои-то веки. Он просто был здесь, не чувствуя ни малейшего желания или необходимости анализировать ситуацию. Организаторы объявили, что вынуждены прервать концерт. Молнии испещрили небо, сделав его похожим на дантовский ад, и зрители продолжили разбегаться, огибая уже образовавшиеся лужи. Девушку окликнули ее друзья, но она сделала вид, что не услышала. Вскоре на площадке осталось человек пятьдесят. Шум дождя, раскаты грома и душераздирающий треск молний заменили музыкальные инструменты. Она и Макс все еще кружились, когда вышибала велел им убираться. Их пальцы переплелись, и Максу показалось, что девушка уже прожила тысячу жизней, он ощутил это в ее прикосновении. Ее пальцы были такими тонкими, хрупкими, нежными и словно терялись в его больших ладонях. Она была уникальна, и кое-что не вызывало сомнений: до сих пор он имел дело лишь с ее жалкими подобиями.