Что касается теперь антисемитского движения, то тогда в Германии было несколько противостоящих евреям организаций, политических и чисто духовно-научных, с многочисленными газетами, листовками и значками. Однако все они были слабы. Студенты Берлина и Йены терялись в сотнях союзов и насчитывали только очень немного антисемитов в своих рядах. Широкая масса студентов еще едва ли осознавала эту проблему. О большом антисемитском движении среди студентов, или, по крайней мере, об умственном понимании этой проблемы, как мы пробовали это в Яссах, здесь не было и речи. У меня в Берлине в 1922 году было много бесед со студентами, которые сегодня определенно являются восторженными национал-социалистами. И я горжусь тем, что был их учителем в антисемитских вопросах. Те твердые факты и сведения, которые я собрал в Яссах, я теперь передавал им.
Я впервые услышал об Адольфе Гитлере в середине октября 1922 года. Тогда я общался с одним рабочим на севере Берлина, который изготавливал свастики. Мы были в хороших отношениях друг с другом. Его звали Штрумпф, и он жил на улице Зальцведлер Штрассе, дом 3. Однажды он сказал мне: «Поговаривают об антисемитском движении, которое началось в Мюнхене. Его глава, кажется, один молодой 33-летний художник, по имени Гитлер. У меня такое впечатление, что это тот человек, которого мы, немцы, ждем уже давно». То, что предвидел этот рабочий тогда, осуществилось.
Я еще сегодня восторгаюсь его дальновидным, уверенным инстинктом, который позволил ему как бы чувствительными щупальцами его души, среди миллионов людей, и не зная его лично, уже за десять лет узнать в Гитлере человека, который должен был в 1933 году добиться великолепной победы и в одиночку объединить под своим руководством весь немецкий народ.
Также в Берлине и почти в то же время я услышал о мощном фашистском прорыве: марше на Рим и победе Муссолини. Я радовался этому, как будто это была победа моего отечества. Есть прочные узы симпатии между всеми теми, кто в разных странах служат своим народам, так же как тесная связь существует и между всеми теми, кто работает над уничтожением народов.
Герой Муссолини, который растоптал ногой ядовитого дракона, принадлежал к нашему миру. Поэтому гидра набрасывалась также на него, готовя его смерть. Для нас, других, он был сияющей звездой, которая наполняла нас радостной надеждой. Он был для нас живым доказательством того, что гидру можно победить, подтверждением наших собственных перспектив победы. «Вы слишком рано радуетесь. Муссолини не антисемит», шипела нам в ухо еврейская пресса. Какое вам дело до нашей радости; однако, спросим мы вас: Из-за чего же его победа так сильно сердит вас, если он не антисемит? Почему еврейская пресса всего мира осуществляет такие сильные нападки на него? Если бы Муссолини жил в Румынии, он должен был бы непременно быть антисемитом, так как фашизм, в первую очередь, означает защиту собственного народа от всех опасностей, которые его подстерегают. Он означает устранение всех этих опасностей и открытие свободной дороги, которая ведет народ к свойственной его духу жизни и к гордому величию. В Румынии фашизм не мог бы значить ничего другого, кроме как устранение всех опасностей, которые грозят румынскому народу. Это означает, однако, устранение еврейской опасности и открытие свободной дороги к жизни и величию, на что у румын есть полное право.
Еврейство пришло к власти в мире через масонство, а в России через коммунизм. Муссолини в своей стране отрубил обе эти головы еврейской гидры, которые грозили Италии смертью. Также и по еврейству был нанесен удар путем уничтожения позиций, которые оно занимало. У нас тоже необходимо было разрушить его бастионы: еврейскую массу, коммунизм и масонство. Мы, румынская молодежь, в общем, противопоставляем эти мысли еврейским попыткам испортить нам радость от победы Муссолини.
СТУДЕНЧЕСКОЕ ДВИЖЕНИЕ
10 декабря 1922 года
Я еще находился в Йене, когда получил известие, что все румынское студенчество всех университетов поднялось для борьбы. Эта неожиданная, сплоченная демонстрация румынской молодежи была как бы началом извержения вулкана из глубин народа. Это началось в Клуже (Клаузенбурге), в сердце Трансильвании, которая снова и снова занимала решительную позицию, когда для нации наступали тяжелые времена. Затем движение вспыхнуло с большой силой почти одновременно во всех университетах.