— Кажись, проскочили! — чуть слышно шепчет Сазоныч. — Луга начались.
Течение слабеет. Лодка с ходу проскальзывает через полосу лозняка.
За кустами — широкий разлив. Впереди на поверхности небольшие черные кочки или верхушки пней. Дальше виднеются белоногие березки…
Вдруг кочки перед лодкой разом срываются и со страшным хлопаньем и кряком взмывают вверх. Утки! Тотчас сзади — треск — кто-то огромный ломится по сухому олешнику.
Странные невидимые птички цивкают в воздухе. А в том месте, откуда сорвалась утиная стая, вскипают фонтанчики, словно туда швырнули горсть камешков.
Странно кашлянув, Сазоныч роняет шест и грузно садится на дно лодки.
Сквозь посвист и всплески доносится его голос:
— Ляжь…
А Марийке слышится — «наляжь», и она, вытягивая жилы из рук, гребет, гребет…
Березки, кусты, опять чистая вода — насколько проникает глаз.
Весло вдруг, брызнув белой щепой, вылетает из бесчувственных рук. Марийка оглядывается. Сазоныч, подогнув колени, приваливается затылком к корме. Лицо его белее бороды, оно словно вылеплено из стеарина.
Цивкают — это же пули. Дедушка!..
Сазоныч еще шевелит губами, но Марийка знает, что он сейчас перестанет шевелить, и мертвые глаза будут смотреть на нее. Это страшнее пуль. Ужас накатывается, как во сне, едва не выталкивает ее из лодки.
— Не пугайся… Я жив… Плыви.
Эти слова Сазоныча как будто вкладывают в ее онемевшие руки расщепленное весло. Странно, что она еще в силах что-то делать.
— Плыви.
Марийка чувствует, что грести она сможет лишь до тех пор, пока старик будет вот так говорить сзади:
— Плыви… плыви…
Потом он смолкает. Марийка догадывается — почему. Некоторое время она борется со страшным искушением — посмотреть назад. Наконец, не выдержав, оборачивается, зажав в груди готовый сорваться крик.
Сазоныч лежит в прежней позе. На лицо он надвинул шапку. Кажется — отдыхает.
Снег почему-то становится черный, будто с неба падают редкие хлопья сажи.
А Марийка снова берется за весло.
— Стой! — отчетливо сказал ей куст впереди.
Марийка продолжала плыть — до Замошья еще далеко.
— Ты — кто? — шевельнулась рядом большая травяная кочка.
Марийка стиснула зубы: она будет плыть, даже если совсем сойдет с ума.
Кочка приподнялась, навела винтовку:
— Стой, тебе говорят! Пароль?
Тогда Марийка разглядела под травяной накидкой волосатое, заросшее до глаз лицо человека.
Из куста выглянул еще один — в кубанке, черной шинели, и тоже направил на Марийку ружье.
Волосатый встал — он лежал на помосте из жердей и веток, стволом дотянулся до борта, подогнал плоскодонку к себе.
— Что в лодке? — вполголоса опросил мужчина из куста.
Волосатый оглядел Марийку, лежащего старика.
— Беда, — сказал он. — Это по ним недавно стреляли.
— Не Петро ли убит? — человек в черной шинели перебежал на помост по жердям, скрытым под водой.
— Нет, не Петро, — сказал волосатый. — А груз от него: цинки с патронами, гранаты в мешке.
Он наклонился к Марийке:
— Чего молчишь? Перепугалась?.. Кто вас послал?
Мужчина в шинели снял шапку с лица Сазоныча.
— Дедушка! — сказала Марийка отчетливо. — Дедушка, мы доплыли!..
Земля мужества
…Шагни навстречу собственной судьбе…
Космос, интуиция и чертовы кулички
Мчится звездолет.
…Сквозь космический холод и туманности.
Не страшась метеорного града и радиоактивных излучений. Сильная рука космонавта уверенно ведет корабль через тысячи смертельных опасностей к неведомой Голубой планете.
Вот она — уже совсем близко — сверкает перед ним необыкновенным таинственным светом. Первым из землян вступает на нее отважный космонавт. Что раскроется перед пытливым взором дерзкого посланца Земли? Какую страшную борьбу (и с кем?) придется ему…
— Никита! Оставь в покое приемник — сломаешь.
Что за привычка мешать!.. И так всегда. Только размечтаешься, как мама тут же — стоп! Словно двигатели в голове выключает!
— Ник… Никит!.. Ну, Никита же! — Теперь младшая сестренка прицелилась.
— Вера, играй, пожалуйста, в свои куклы, не мешай.
— А что ты делаешь?
— Думаю.
— А я почему-то не умею думать. Расскажи лучше сказку.
Ладно, это бы еще можно перенести: космонавт должен обладать железной выдержкой, ему не положено злиться и нервничать.