Наблюдатель еще раз внимательно осмотрел саманный домик на другом конце огорода. Возле крылечка два малыша мирно посыпали друг другу головы песком. Больше поблизости никого. «Вперед!» — скомандовал сам себе Орешик и стремглав кинулся вниз по лестнице.
В лопухах у забора отдышался, прислушался. Все было тихо, даже малыши у крыльца замолчали. Нашел двадцать вторую от угла доску. Нижний конец ее легко подался в сторону. Пролез в щель, и доска сама собой встала на место.
Швабли не было видно, да Орешик и не думал его разыскивать. Вон помидоры! Можно набрать сколько хочешь.
Ах, если бы человек, идущий на преступление, мог предвидеть свое будущее хоть на пять минут вперед!..
К тому времени, пока Никита с Митькой вернулись в школу, Лева уже сидел на подоконнике, болтая ногами. У него был вид болельщика на футбольном матче, когда мяч вертится около штрафной площадки.
Проследив за направлением его взгляда, ребята обнаружили Орешика в огороде за школьным участком. Пригибаясь и придерживая раздувшуюся на животе рубашку, он пятился задом к забору. Прямо по грядкам на него шла высокая женщина, вытирая о передник сильные руки.
— Что там Орех делает?! — воскликнул Никита.
— Отступает, — охотно пояснил «заклинатель змей», — сейчас будет доски считать… Смотрите, смотрите!
Действительно, Орешик пометался возле забора, дернул одну, другую доску, затем подбежал к углу и начал трогать их рукой поочередно.
Расплата настигла его раньше, чем он сосчитал до двадцати двух.
— Ой, что она с ним делает?
— Ничего особенного, — сказал Швабля, — просто давит у Ореха под рубашкой свои помидоры. А вот раздавила на голове… Еще один. Остатки растерла по лицу преступника… Все, выпроваживает с огорода. Нет, задержала… Внимание! Кузьмичиха рвет у калитки какую-то зелень… толкает под резинку трусов. Увы, это не цветы! И даже не репейник. Возле калитки растет самый неприятный вид крапивы — жигалка! Двадцать два — роковое число.
Когда Никита привел Орешика, тот выглядел неважно. Похоже было, что его извлекли из помойной ямы.
Нет, он не плакал. Он только очень шумно сопел и чесался. Ух, как здорово чесался!
Заметив среди ребят Шваблю, он открыл было рот.
— Ты настоящий мужчина, — шепнул ему Лева, оттесняя других ребят от него.
Орешик сделал глотательное движение и не сказал ни слова, хотя Митька настойчиво допрашивал, каким образом он пробрался в Кузьмичихин огород.
Пострадавшего раздели и погрузили в бочку с водой. Помогая ему, «заклинатель змей» продолжал негромко бормотать:
— Главное — это выдержка, если даже у тебя в штанах крапива… Не толкай ближнего в грязь — сам замажешься.
— А не ты его туда послал? — подозрительно посмотрел на Шваблю Никита.
На лице Левы изобразилось благородное негодование.
— Я не буду отвечать на такой вопрос! Орех, скажи ему: я посылал тебя в огород?
Орешик отрицательно покачал головой. Он хотел еще что-то добавить, но Лева окунул его в воду лицом.
— Этого любителя помидоров надо два раза окунуть, а один раз вытащить! — зло посоветовал Митька.
Никита ничего не сказал. Он стирал в другой бочке одежду пострадавшего, искоса наблюдая за Шваблей.
«Граф Монте-Кристо»
Ох, и смешной же был Никита до приезда в совхоз! Собирался управлять космическим кораблем, а сам неумел завести обыкновенный мотоцикл! Не знал даже, что такое муфта сцепления!
И вообще, что он умел? Да ничего!
Ну, с тех пор он кое-чему научился! Сядет за руль — автомашину поведет. Возьмет в руки «мастерок» — тоже кое-что получается: вдвоем с Митькой они весь входной коридор в новой школе оштукатурили. Принимая работу, прораб назвал их «рабочей косточкой». А если Иван Борисович так сказал, значит все равно, что пятерку поставил.
Теперь руки сами искали дела. Никита не мог равнодушно пройти мимо разбитых носилок, разбросанного кирпича, недовернутого шурупа в замке школьной двери. Не мог видеть расшатанную табуретку в своем доме. Хотелось во всем навести порядок, исправить. У кого он перенял это? У Митьки? У Шуры? А может, просто в таком месте, где люди работают от зари до зари, нельзя по-другому? На что уж шалопут был Лева, а и тот в конце концов к их команде прибился. Значит, отец не зря говорил: «Земля тут жесткая. К ней, брат, только потом прилепиться можно. Трудись, рабочий класс!»