Министерские формулировки всегда одни и те же: безопасность, безопасность прежде всего! И, как обычно, ничего не должно «случиться» — это слово встречается снова и снова. В свою очередь тюремщик в конце мая информирует патрона, что один из его заключенных хочет составить завещание.[60] Климатические условия в этой альпийской долине еще больше вредили здоровью обитателей башни Цезаря, чем это было в Пинероле. 23 декабря 1685 года Сен-Мар писал, что его заключенные постоянно нуждаются в лекарствах. Врач Стефан Перрон жил в Прагела, в другой долине. Чтобы прибыть к больным, ему приходилось делать большой круг через Сетриер, Сезан и Ульс. Вскоре в Париж пришла весть, что один из заключенных тяжело болен. «Я получил письмо, которое вы написали мне 26-го числа прошлого месяца, — сообщал Лувуа Сен-Мару 9 октября 1686 года, — и теперь вы должны назвать мне имя заключенного, страдающего водянкой».[61]
Кто же он? Ответа у нас нет! Может быть, это был тот, который хотел в прошлом году составить свое завещание? Во всяком случае, состояние здоровья этого человека ухудшалось очень быстро, а Лувуа не хотел смягчить свои требования: исповедь по-прежнему разрешалась только в самом крайнем случае.[62]
Когда не стало аббата Риньона, двое заключенных лишились духовника. В мае 1686 года старый кюре Эгзиля, «досточтимый мессир Жозеф Бернар», которого Сен-Мар одно время намечал на должность тюремного капеллана, заболел и скоропостижно скончался. Новый кюре не был назначен, несмотря на присутствие Сен-Мара на приходском совете — а возможно, именно из-за его присутствия. Капеллан, содержавшийся за счет средств роты вольных стрелков, аббат Ги Фавр, дата назначения которого на должность неизвестна, по всей видимости, и принимал исповедь страдавшего водянкой.
Глава 3
ОТ ЭГЗИЛЯ ДО БАСТИЛИИ
Министр видел, что его протеже, подтачиваемый меланхолией, все труднее переносил то, что он сам называл изгнанием в Эгзиле. Это было рабство, лишенное военного величия! В начале января 1687 года он получил для него должность губернатора на острова Святой Маргариты и Сен-Онора, у побережья Канн. Эта должность стала вакантной в декабре 1685 года, после смерти старика Гийома де Пешпейру-Комменжа, графа де Гито, верного друга мадам де Севинье. На Святой Маргарите, красивом острове, располагался Королевский форт со значительным гарнизоном, что создавало хорошие условия для содержания заключенных. В мягком климате солнечного Прованса Сен-Мар и его подопечные могли восстановить свои силы, подорванные пребыванием в суровом альпийском климате. Министр не отказал себе в удовольствии как можно скорее сообщить своему протеже эту приятную новость, поручив служащему почты в Гренобле направить к нему специального почтальона. Суровый и жестокий, министр умел иногда быть любезным.[63] Как только Сен-Мар получит аванс в счет жалованья на своей новой должности, ему следует отправиться на остров Святой Маргариты, чтобы лично проследить за выполнением работ по обустройству его заключенных, а затем возвратиться в Эгзиль и эскортировать их силами своей роты.[64]
Какая новость! После стольких лет ожидания! Перспектива оказаться в таком изумительном месте переполнила Сен-Мара восторгом. Его роту вольных стрелков опять сохраняли за ним. Это обстоятельство следует особо отметить. На острове Святой Маргариты и без того было достаточно войск, чтобы охранять заключенных. Роту могли бы расформировать и отправить его одного с заключенными. Однако патрон решил сделать ему этот небольшой подарок, ибо рота давала дополнительный доход. Его письмо пришло по назначению в тот же день, когда он сам получил от Сен-Мара сообщение о смерти одного из его заключенных.[65]
Относительно личности умершего, — по всей вероятности, того, кто осенью 1686 года болел водянкой, — у нас нет сведений. Несомненно лишь то, что речь идет об одном из двоих — Эсташе Данже или Ла Ривьере, поскольку присутствие в Эгзиле третьего заключенного, Виделя, подтверждается бухгалтерской документацией уже после окончательного отъезда оттуда Сен-Мара.[66] Исследователи, естественно, тщательно изучили старые реестры смертей и погребений прихода, в котором должен быть похоронен умерший. 4 и 5 января, в день вероятной смерти, вообще не было записей. Лишь спустя более месяца, 8 февраля, было найдено упоминание о погребении некоего Джованни Гиона, в возрасте примерно тридцати лет, сержанта роты вольных стрелков «монсеньора Сен-Мара», в присутствии свидетеля «мессира Ги Фавра, теолога и королевского священника в упомянутом форте Эгзиль»{21}.[67] Было бы неверно усматривать в погребенном одного из двоих обитателей башни Цезаря, поскольку Сен-Мар не имел обыкновения записывать в реестр смерти заключенных. Именно так он поступал в Пинероле, где за все время его службы в архивах церкви Сен-Морис, к приходу которой относилась тюремная башня, не сохранилось ни одного упоминания о смерти заключенных, в том числе и Фуке.
20 января Сен-Мар наконец ответил на письмо Лувуа, доставленное почтальоном из Гренобля: «Я до глубины души тронут приятной новостью, полученной от Его Величества. Если вы приказываете мне незамедлительно отправиться туда (на острова. — Ж.-К. П.), то я прошу вас позволить мне ехать через Пьемонт, поскольку в горах много снега, а на обратном пути заехать проститься с герцогом Савойским, который всегда был очень любезен со мной. Я отдам соответствующие распоряжения относительно надлежащей охраны моего заключенного, чтобы он не имел возможности общаться с кем бы то ни было, в том числе и с моим лейтенантом, которому я запретил разговаривать с ним, и этот запрет неукоснительно исполняется».
Сен-Мар принимает также меры предосторожности для транспортировки заключенного. Закрытые носилки с применением лошадей, которые использовались при переезде из Пинероля в Эгзиль, на сей раз не годились, учитывая извилистость и крутизну дорог в Альпах. «Для его перевозки на острова, — продолжал он, — я считаю наиболее подходящим средством портшез, закрытый навощенной тканью, которая достаточно хорошо пропускает воздух, но вместе с тем не дает возможности видеть его и разговаривать с ним в пути даже солдатам, которых я выберу для его сопровождения; это транспортное средство удобнее, чем носилки, которые часто ломаются».[68]
27 января, в то же самое время, когда Сен-Мар получил аванс в счет своего жалованья на новой службе (размер его устанавливался, как и в других крепостях королевства, сроком на три года, после чего оно возобновлялось), министр дал ему разрешение посетить Турин и одобрил его предложение использовать вместо носилок портшез.[69] Получив в первых числах февраля это письмо, Сен-Мар, пребывавший в приподнятом настроении, поручил лейтенанту Ла Праду охрану драгоценного узника и отправился к месту своей будущей службы, куда прибыл 19 февраля. Его губернаторские полномочия простирались на два острова Леренского архипелага, Святую Маргариту и Сен-Онора, расположенные прямо напротив рыболовного порта Канн. На них тогда проживало около двух тысяч человек. Над городом господствовала башня замка Кастр (Сюке). На другой стороне залива, в пределах досягаемости пушечного выстрела, в море выдавался форт Круа (Круазетт), «лучшее место в Провансе», по мнению маршала. Побережье с его апельсиновыми садами, цветочными полями, зелеными лесами и оливковыми рощами, которыми покатые склоны Грасса были засажены до самых лазурных вод Средиземноморья, очаровывало своей дикой красотой, которую сейчас невозможно представить себе.