«Вспомнил Лука о принятой на себя роли, вот и переменил тон. Надо ему из себя «отца родного» изображать еще долгонько, хотя об этом мой пока несостоявшийся убийца уже знает — они с Власьевым приготовились, как минимум две недели лицедействовать. Мне намного проще — сегодня второе июля, а Мирович начнет выступление после полуночи на пятое число. «Развел» я своих церберов, не слишком умными они тут оказались. Но на то есть объяснение — «вертухаев» по призванию очень мало, один из ста — ничтожная величина. Таким надзирателем в царское время здесь в Шлиссельбурге был Соколов, недаром революционеры оставили о нем воспоминания, пронизанные лютой ненавистью.
А почему так?!
Да он все делал с вдохновением, нравилась ему эта работа четкостью, все по инструкциям. Так и говорил народовольцам — «прикажут обращаться к вам «ваше сиятельство», так и буду говорить, а прикажут удушить — придавлю немедленно!» Мои надзиратели из большинства — два года в крепости, находится здесь тягостно, и лишь угроза жестокого наказания заставляет их служить, если не за совесть, то за страх!»
Иван Антонович внимательно посмотрел на полотняную исподнюю рубаху, благо за ширму поставили подсвечник с двумя восковыми свечами — потому свету было больше, а копоти намного меньше. Его опять заинтересовала штопка, сделанная умелой рукой, по всей видимости, женской. Везде прорехи заштопаны — на камзоле и кафтане, на исподнем, чулки и рубашка. Причем, в разное время чинили одежду, многие нитки потрепаны и потеряли первоначальный белый цвет, став серыми. Ничего не поделаешь — в этом мире нет той обширной химии отбеливающих средств.
О многом говорящая забота неизвестной женщины!
Выходит, в самой крепости не только давно ведают о царственном узнике «секретного каземата», но прекрасно знают его одежду. А это прекрасно — у него есть здесь не только враги, но и друзья. Ну, если не совсем союзники, то, по крайней мере, сочувствующие. Значит, все правильно сделал, написав короткую благодарность той женщине на изнанке грязной исподней рубашки. Незнакомка прочтет слова, обязательно прочитает — все же служит в крепости, причем давно, соприкоснулась с культурой. Горожанка ведь не крепостная крестьянка, многие из них грамоту разумеют. И сообразительностью отличаются — поймет, в чем соль дела быстро.
«Возможность наладить переписку с волей, хотя бы с тем бы Мировичем, крайне необходима. Тогда наобум не полезет, пушку заранее возьмет и ворота выбьет, а не устроит бестолковую перестрелку. Ведь этим подпоручик дал время Власьеву и Чекину — они и успели заколоть Иоанна Антоновича. А так будет дополнительный шанс, пусть хлипкий, но, возможно, и такой поможет мне выйти живым из передряги. Но лучше привлечь на свою сторону солдат караульной команды — пусть я здесь всего полдня, но есть язык, и хорошо подвешенный. Все же гуманитарий с историческим образованием, следователь с богатой практикой и семидесятилетний старик в молодом теле, бурлящем гормонами и адреналином — убийственное сочетание!»
Иван Антонович хмыкнул, застегивая пуговицы на камзоле — кафтан надевать не стал. Настроение было прекрасным, вот только он его никак не показывал — его лицо стягивала маска с ласковой улыбкой дебила, с широко открытыми глазами неофита. Получился номер у него с потусторонними явлениями. Нимб над головой и очертания на стене замурованной бойницы человеческого тела удалось создать примитивной технологией. Просто снять со свечи немного сальца, растереть руками. А потом смешать его с некими ингредиентами, найденными на стенках отхожего деревянного ведра. Затем смесь наносится на объект — правильно выбрать точку освещения от свечи и нужный эффект произведет впечатление.
«Теперь выиграно главное — я успокоил надзирателей, а через пару часов завоюю если не их доверие, то благосклонность. Напишу прошение императрице Екатерине — ушлая немка живо найдет там уточненное издевательство, но я в ее руки не попаду — или убьют до того, или сбегу с Мировичем. Да и выбора у меня нет, так что на «рывок» к свободе. В распоряжении сейчас шестьдесят часов, три дня и две коротких ночи — вполне достаточный срок, чтобы найти сообщников. На подпоручика можно и нужно надеяться, но лучше самому создавать события, чем зависеть от хода оных. Главное сейчас — не проколоться! Так что нужно больше фанатизма с глупым видом, и я завоюю вначале внутреннюю свободу — меня оставят самому себе, не будут же они с придурком на равных общаться?!»
— Все, лезь в окно, бестолковый! Капрал! Вставить раму, — Чекин тихо командовал служителем внутри, а солдатами за окном «секретного каземата», потом с ласковым тоном обратился уже к нему: