Хор
— Господи! Подаждь нам! —
Процессия сворачивает к кострам.
Из барака доносится взрыв наглого, грубого хохота и — опять голос Девушки.
Ректор, в регалиях Главного Судьи, показываясь на балконе почти совсем разрушенного дворца
Пусть — ни трибуны, ни аудитории, Сгинул наш дом, сад, —Люди! Сама Немезида истории Шлет нас творить суд.Но укрепленные твердою верою В милость и в доброту,Мы справедливость привносим скорую В скорбную роль ту.Враг еще множит в подвалах заговоры, Прячется в глубь толщ,Но мягкосерд и гуманен наш приговор: Лишь восемьсот тыщ.
Вскрики
— Мало! Он робок, он трус! — Мало!— Зев — краснобая, а мозг — мула…— Смело карай, депутат! Смело!— Чтобы воронье выше туч взмыло!
Возгласы из времянок
— Бросьте… довольно!.. Долой кровь!— Взялся судить, так добром правь…— Видно, опять норовит вкривь —Тюрьмы заполнить битком вновь?
Еще голоса
— Срам, кто рычит на Судью псом:Он при Тиране страдал сам.— В тюрьмах свой суп отдавал всем…— Вникните в суть! не в размер сумм!
Главный судья, обращаясь к сопровождающим
Горек удел хитрить и лавировать Между Харибд и Сцилл.Радость — в одном: неусыпно веровать, Что идеал — цел.
Главный Судья покидает балкон.
В бараке странная тишина.
Двое прохожих
— А видели у костров — юродивого? — Видел. Чудно!Осмеивают в народе его И поделом. — НоВезде отыщутся женщины, Чуткие до чудес…— Им все равно, что — жемчуг, Что глина, что Бог, что бес.— Но он заставляет слушать Всех нас другие слои…— Э, бросьте. Заржала лошадь, А вы уж, друзья мои,Готовы поверить в демона, Ревущего где-то в аду.— Понятно: от этого гомона И сам я точно в бреду.
Из барака крадучись выскальзывают несколько фигур. Девушки не видно.
Порыв ветра из радиоактивных пустынь медленно проносится над крышами.
Молодой архитектор, присев на груду битого кирпича
Где-то вот так же заносят пепел и вьюгаЩебень Парижа, руины Святого Петра,И не жаль никому их, и нет задушевного друга,С кем подумать о «завтра»,понять и осмыслить «вчера»…
Двое из народной милиции, входя в барак
Запляшет любой хулиган,Раз двум миллионам — помилование…
Долгая пауза.
Те же двое, выходя на крыльцо
Двенадцать ножевых ранИ, кажется, изнасилование.
Голос Укурмии
Уицраоры Запада, Юга,Кто помог сокрушению ига!Властью новою, данною свыше,Назначаю вам сроки и ноши.
Голоса чужеземных уицраоров
Один
Невольным данником миротворствующего Сам обуздал я свою судьбу.
Другой
Язвимый жалом страстей упорствующих, Свой зев кусаю — убить алчбу.
Третий
Влачусь, послушный приказу царствующего, Не смея плетью вжечь знак рабу.
Укурмия
Вы — гонители Велг, вы — их стражи.Едините ж усилия строже!Каждый глыбу отломит от кряжа,Обоймет ее крепче и туже.
Уицраоры
— Откалываю скалу незыблемую Ох, тяжела. Ох, высока!— Поднимаю громаду вздыбленную — Два шага, Три шага.— Опускаю ношу зазубренную В щель врага, В дом врага.
В трещину, пересекающую город, вдвигаются одна за другой циклопические плиты. На месте трещины — площадь и проспект, совершенно гладкие.
Крики в народе
— Песку бы! цемента! гравия!..— Заклепана пасть Везувия…— Но, Боже… какою кровию!— Ценой какого бесславия!
Главный судья, теперь — Председатель учредительной комиссии, открывая заседание в развалинах дворца
Достопочтенные господа Члены! С разных концов страныСъехались мы в эти древние стены Доблестной старины.Чтобы народ в дни глада и мора Глубже не смог пасть,С помощью освободителей мира Нам вручена власть.Мы — представители разных партий, Мнений, платформ, каст,И небывалый узор на карте Общий наш труд даст.