«Дурак я, дурак!» — думал сержант Крэчлоу, покидая грузовик и отползая к обочине дороги, бестолково отстреливаясь, и глядя, как падают солдаты. «Ну, дурак… на хрена вообще поперся в эту армию?! Почему мне не сиделось в родной Оклахоме, на отцовско-дедовском ранчо? Почему, на худой конец, не стал механиком, не взялся машины починять — вместе с дядей Джереми? Сейчас бы пивка навернул… а не под пулями полз».
— Миссия выполнена?
— Так точно, мистер Президент!
«Обман, обман, все обман! Палуба эсминца, парадная форма, оркестр… улыбка этого самодовольного тупицы в дорогом костюме. Сам-то он небось отсидел всю службу в каком-нибудь чистеньком форте — где только сношаться не с кем, а все остальное в порядке. Уж точно не приходилось мистеру Президенту ни пулям кланяться, ни чужую землю жрать».
Жуткая боль пронзила ногу сержанта Крэчлоу. Ползти дальше у него уже не было сил. Как не было и проку в этих движениях — которые лишь немного оттягивали неизбежное.
«Обман… — думал сержант, скрипя зубами от боли, — рапорт о победе — обман! И репортажи эти, камеры… россказни про то, как военные США помогают народу Маньяды… На кого это рассчитано? На тех, чьи мозги потонули в «кока-коле»? По-мо-га-ют — придумают же такое! Можно подумать, что солдат — это смесь няньки и медсестры, а оружие носит для украшения. Обман же: у солдата всего одна задача… или две — убить и погибнуть».
Вот только погибать сержанту Кречлоу совсем не хотелось.
Когда наконец стрельба затихла, он понял: все. Бой окончен — и исход его совсем не располагает к радости. Не войдет рассказ о нем в очередной парадный репортаж, а он, Майкл Крэчлоу никогда не сможет ни перед кем похвастаться своими сегодняшними ратными подвигами.
Ни перед родными — уверенными, что он нянчится с дикарями-латиносами, ни в каком-нибудь колледже — перед юными раздолбаями. Теми самыми, что, если верить знаменитому агитплакату, шибко нужны Дяде Сэму.
«Ага, — со злостью подумал Крэчлоу, — как расходный материал они ему нужны, не более!»
Сразу несколько человек со стволами наперевес подошли к раненому сержанту. Несколько человек — а заставили ползать в грязи сержанта сильнейшей армии мира! Вот только где эта сила? Какой от нее толк — теперь-то? Когда он остался один из всей колонны.
— Я… сдаюсь, — прохрипел Крэчлоу, из последних сил привставая и поднимая вверх руки. Пистолет с опустевшей обоймой упал на траву.
— Сорри, — на ломанном английском произнес один из бойцов противника, — мы не берем пленных. Гуд бай!»
И он выстрелил: аккуратно, так, чтоб наверняка — как и подобает опытному стрелку. Выстрелил — и сержант почувствовал… не боль, но облегчение.
— Отличная работа, — произнес меж тем командир лесных бойцов, по-хозяйски прохаживаясь подле грузовика, — новичок Мартинес: я приятно удивлен твоей боевитостью. А вот ты, новичок Торрес, удивил меня по-другому. Полез прямо под пулемет… Впрочем, похоже, что ты — везунчик: ни единой царапины. Сачковал, небось?
— Никак нет, сеньор Генерал! — неуклюже отчеканил боец по фамилии Торрес и по имени Пако — к которому, собственно, и обращался в тот момент командир.
— Да ладно, никто тебя не обвиняет, — с ленцой сытого кота молвил Генерал, — только… заруби себе на своем деревенском носу: тут нет никаких сеньоров, никаких сэров и прочих херов. Скучаешь по всему этому — тогда лучше дуй к дель Гадо. Ко мне же обращаются «командир»… ну или Генерал. Уяснил?
— Так точно, — с готовностью ответил Пако.
— Хорошо. Тогда скажи мне, Торрес, каков итог сегодняшней операции — на твой взгляд?
— Ну, с нашей стороны один погибший и пятеро… нет, шестеро раненых. Со стороны янки…
— Отставить, — перебил Генерал, — вроде и говоришь правильно, а все не то. Учись: мы захватили одних только единиц стрелкового оружия не менее двух десятков. Плюс содержимое второго грузовика… надо посмотреть. Плюс сами грузовики — не забыл? Они на ходу — в отличие от этих «хамовозов».
«Хамовозами» Генерал называл штатовские армейские «хамвики».
— А ты думал — просто так? — все с той же беззлобной ворчливостью продолжил он увещевания, — армейские склады-то не резиновые. И боезапас надо чем-то пополнять. И хорошо, что при таком пополнении хоть сколько-то янки отправляются в ад. Сочетание, так сказать, приятного с полезным… Ну и что вы раскорячились, как шалавы у причала? Грузовики проверяйте!
Последние два предложения относились уже не конкретно к Пако Торресу, но к его боевым товарищам — слегка расслабившимся после боя.
Только человеку, безвылазно прожившему в каком-нибудь Сан-Теодоресе, Нью-Йорке или Рио-де-Жанейро, может показаться, что Земля вконец загажена цивилизацией. Что природа давно зачахла под асфальтово-бетонной пятой, а уголки, где не ступала нога человека, остались разве что в романах Жюля Верна.
Увы! В джунглях Маньяды от этих иллюзий не оставалось и следа. Здесь можно было пройти десятки и даже сотни километров — но все равно не встретить ни малейших следов цивилизации. Никаких дорог (тем паче — асфальтовых), ни одного дома (не говоря уж о населенных пунктах); ни электричества, ни даже… запаха бензина. Только исполинские раскидистые деревья — чьи названия были ведомы лишь специалистам; только местная фауна — довольно пакостная и совсем не пуганная.
И все же люди обитали даже в этих местах — и были отнюдь не дикими аборигенами. Тех, последних, кстати, истребили еще четыре века назад — во времена испанского владычества.
Джунгли же стали приютом для совсем другого люда.
Во-первых — для бывших военных из разгромленной и фактически упраздненной маньядской армии. Тех, кто предпочел не подставляться под авиаудары, а бросить бесполезную при таком раскладе технику и залечь на дно — не без оружия, впрочем.
Во-вторых — для несостоявшихся беженцев, подобных Пако Торресу. А также для последних жителей разоренных деревень и работяг с фабрик и шахт. Последние остались ни у дел после того, как вышеназванные фабрики с шахтами отошли штатовским дельцам. А уж они-то с местными работягами не церемонились.
Так и возникли на маньядской земле повстанческие отряды — вроде того, что возглавлялся бывшим армейским лейтенантом Ларгосом. Тем самым, который с легкой руки своих боевых товарищей был «повышен» аж до целого Генерала. И к которому, волею случая, были вынуждены перейти под начало Пако Торрес и Лукас Мартинес.
Отряд насчитывал около полусотни человек и, благодаря грамотному руководству и просто везению, в течение уже первых месяцев сумел обрести изрядный боевой опыт. По крайней мере, его собственные потери были невелики и быстро восполнялись за счет новичков-добровольцев. Последних, кстати, находилось немало — ведь в глазах простых маньядцев Генерал выглядел кем-то вроде Зорро конца двадцатого века: защитником обездоленных и борцом с угнетателями.
В последнее же время в стране хватало и тех, и других.
Вообще, картина происходящего, что сложилась в голове у Пако благодаря радиопередачам и беседам с ныне погибшим Колдуном, оказалась весьма далека от действительности. На самом же деле никакого мира после пресловутого «торжественного рапорта» Эдвардса так и не наступило. Напротив: обстановка в стране только накалялась — причем, день ото дня.
Расправа над семьей и односельчанами Лукаса, не была чем-то экстраординарным. Полуграмотные маньядские крестьяне были просто не нужны новым хозяевам страны; воспринимались ими как чужеродный элемент, балласт или камушек в ботинке. Так что от них избавлялись при каждом удобном случае — и привлекали для данной цели как солдат-янки из оккупационных частей, так и банды местного отребья, вроде Кике Лизоблюда.