Наконец-то я вырвал шприц, до сих пор торчавший у меня в руке, и раздавил его каблуком, как ядовитое насекомое.
Я приблизился к трупу Грубера, смирно сидящему на краю раковины, и, как зачарованный, поднял за волосы голову. Его мертвые глаза, ничуть не более выразительные, чем при жизни, смотрели на меня; рот у него был чуть приоткрыт, точно он собирался меня укусить. С отвращением я отшвырнул голову на пол, и она покатилась и остановилась у стены, словно мяч на излете.
Я расстегнул пиджак этого сукина сына, обнаружил под мышкой кобуру, вытащил оттуда «вальтер» тридцать восьмого калибра, проверил, заряжен ли он, медленно потянул на себя бронированную дверь, и она бесшумно открылась.
Ни звука. Дорога, похоже, свободна. Перепрыгивая через ступеньки, я взлетел по лестнице. Моя окровавленная рука, сжимающая нацеленный в пустоту пистолет, выглядела так, словно принадлежала герою какого-нибудь фильма ужасов. У двери гостиной я замер, прислушиваясь. Тишина. Я мягко повернул дверную ручку, ожидая, что получу сейчас пулю в голову, но комната была пуста. В воздухе еще витал аромат «Грез Востока», духов Марты. Эта комната с креслами «честерфильд», канапе, обтянутым цветастым кретоном, графином оранжада, стоящим на белой скатерти, казалась такой мирной… Не имеющей ничего общего с обезглавленным трупом в подвале. А также и с беглецом вроде меня. Выйти на прогулку покрытым кровью я, разумеется, не мог. Потому, обнаружив на вешалке около двери черное пальто, облачился в него. Погода пока еще довольно прохладная, и, одетый таким образом, я не буду привлекать внимания.
Я открыл замок и захлопнул за собой дверь. Посыпанная гравием аллея была пустынна. В ночи благоухали форситии.
Шестнадцатый день — пятница, 23 марта
Я взглянул на часы: ноль двенадцать. Все вокруг тонуло в темноте. Нигде ни огонька. Куда ни глянь, только волнистый очерк на небе густого леса, сквозь который проходит дорога, ведущая к замку. Я понятия не имел, где нахожусь. Вполне возможно, до ближайшего населенного пункта несколько километров, и я подумал, что брести пешком по дорогам не самое разумное, разве что попытаться выдать себя за лесного человека. Пожалуй, разумней будет подождать, когда вернутся Зильберман и Марта. Уходя, Зильберман бросил: «До скорой встречи», — и эти его слова все еще звучали у меня в ушах. Надо думать, произнес он это не зря.
С пистолетом в руке я устроился за колючей живой изгородью, что шла вдоль аллеи; сидел, привалясь спиной к стволу толстенной ивы и плотно закутавшись в пальто, приготовясь к долгому бодрствованию. Смутная мысль о неизвестном, который отделил голову Грубера от его мускулистого тела и сейчас, быть может, бродит где-то поблизости, несколько беспокоила меня, и я решил не спать…
Я внезапно проснулся. Лучи фар, прорезав темноту, полоснули по фасаду замка. Проклиная свою сонливость, я глянул на часы: два сорок пять! Видно, они не скучали… Я сжал рукоятку пистолета и осторожно поднялся. Хлопнули дверцы. Раздался голос Зильбермана, сочащийся приторной любезностью:
— Нет, нет, только после вас. Марта, дорогая, покажите дорогу…
В свете фар я увидел силуэт Марты, поднимающейся по ступенькам крыльца; за нею шли двое мужчин. Зильберман, опирающийся на трость и похожий на неуклюжее насекомое, и второй, высокий и худой. Гость. Мне повезло…
В этот момент шофер выключил фары, и троица оказалась в кругу света от фонаря семнадцатого века, висящего над входной дверью.
И тут от удивления у меня перехватило дыхание: я узнал Ланцманна. Зильберман сказал:
— Нам ведь нужно о многом побеседовать, не правда ли, доктор?
— Боюсь, вы правы, — вежливо подтвердил Ланцманн.
Марта ключом открыла дверь, и они вошли в гостиную.
Что может означать весь этот цирк?
Шофер вышел из машины и, повернувшись ко мне спиной, закурил сигарету, которую он прикрывал от леденящего ветра сложенными воронкой ладонями. Я прыгнул и врезал ему рукояткой пистолета по затылку. Без единого звука он рухнул наземь. Я наклонился, перевернул его, снял с него пиджак и брюки, связал ему ими руки и ноги, потом забил в рот вместо кляпа свернутые комком собственные его носки, надеясь, что он не подохнет от их вони. Подхватил его за плечи и оттащил за машину. Он был страшно тяжелый, и мне пришлось попотеть, чтобы затолкать его в багажник, но в конце концов кое-как мне это удалось. Ключи автомобиля еще торчали в приборной панели. Я вытащил их, запер багажник, сунул ключи к себе в карман и подкрался к одному из окон, укрываясь от взглядов за диким виноградом, увивающим стену.
А в гостиной Зильберман достал бутылку шампанского, хрустальные фужеры и подал один из них Ланцманну, расположившемуся в кожаном кресле. Марта сняла манто из невинно убиенных лис и стояла с сигаретой у камина, совершенно неотразимая в узком платье из пурпурного шелка, обтягивающем ее точеные бедра. Эта милая компания выглядела такой безобидной. Пламя, горящее в камине, порозовило их лица. Вдруг Марта направилась, как мне показалось, ко мне, и я мгновенно отшатнулся, но, оказывается, она просто решила приоткрыть окно. Бледное ее лицо выделялось в темноте, и она долго, как плененный зверек, вдыхала холодный воздух. Почему-то меня это растрогало. Прозвучал металлический голос Зильбермана: