– Что ты мне только что сказала? – От его криков дрожит дом, кулаки молотят по двери. Латунная ручка сотрясается, судя по звукам, в ней что-то сломалось.
– Я ноги разматываю! – Прижавшись спиной к двери, я начинаю выполнять свою угрозу. Незабинтованные ступни гораздо более неприличны, чем обнаженная грудь. Не говоря уже о запахе гниющей плоти, который можно причислить к биологическому оружию, единственному в своем роде. Девушки должны поддерживать фантазии о своей красоте и изяществе, пользуясь духами, нося вышитые туфли и никогда не снимая обмотки ни перед кем, даже своими мужьями.
Кулаки отца оставляют дверь в покое, но легкие продолжают работать. «Непочтительная! Неблагодарная! Шлюха!»
Типично.
Доносится слабый голос матери, пытающейся успокоить отца. Брат смеется. Дед подкрутил звук трансляции до предела. А в хризалиде ради всего человечества умирает девушка.
Я не решаюсь выйти из комнаты на ужин.
В животе урчит и булькает, как овсянка, которой ему хочется, но я не покидаю плетеное кресло моей бабки и держу ступни в деревянном корыте – том самом, в котором их готовили к переломам.
«Вот видишь! Ну и нечего бояться, что твои родственнички пострадают» – с этой мыслью из глубин подсознания просачивается моя гнилая, отвратительная сущность.
Я выдергиваю деревянную пробку из высокого термоса, который мои дед и бабка держат в своей комнате.
«Им на тебя наплевать».
Выливаю в корыто очередную порцию горячей воды. Лекарственные травы и коренья бешено крутятся под струей, окрашивая воду в красно-коричневый цвет – цвет крови, забытой в темном углу.
«Вот и ты на них наплюй».
Над моей головой жужжит фонарь. В мрачных углах комнаты движутся тени, и кажется, что они подползают ближе. Я опускаю термос и устремляю пустой взгляд на кучу соломы рядом с кроватью деда и бабки – мое ложе для сна. В Хуася есть такая пословица: девушка, вышедшая замуж, – как вода, выплеснутая за дверь. В отличие от своего брата Далана, который передаст следующим поколениям имя семьи У, будет жить в доме и заботиться о родителях, я не оставлю долгого следа в жизни родичей. За меня нужно назначить цену и сбыть с рук. У меня нет даже собственной кровати – они этим не озаботились.
Из-за стены доносятся приглушенные звуки: стук палочек о миски, восторженная болтовня Далана о битве. Хризалиды победили. Разумеется. Если бы сражение закончилось иначе, в деревенских громкоговорителях взревели бы сирены, и мы бы бросились на восток, как наши предки из провинции Чжоу.
Взрослые помалкивают. Надеюсь, они думают обо мне.
Надеюсь, сходя в могилу, они пожалеют о том, как относились ко мне и Старшей.
Впрочем, людей, приговоренных к семейной казни, не кладут в могилы.
Я вздрагиваю, выталкивая из головы образ наших гниющих тел, висящих на Великой стене.
Открывается дверь. Я сжимаюсь в кресле, не зная, на чем остановить взгляд, и надеясь, что глаза у меня не такие красные и опухшие, как кажется мне самой.
Мать, доковыляв до меня на перебинтованных ногах, протягивает мне миску с овсянкой. Я принимаю ее с неловким кивком. Обхватываю холодными пальцами горячий фарфор. Горечь, как слезы, заполняет мой рот. Мать садится в изножье кровати. В животе у меня тугими кольцами сжимается напряжение.
«Что ей нужно?» – огрызается какая-то часть меня, а другая часть продолжает свое: «Останови меня!»
– Тяньтянь, – произносит она мое детские прозвище, потирая старые ожоги на руках, – нельзя разговаривать с отцом в таком тоне.
– Он первый начал. – Я бросаю на нее сердитый взгляд, хотя мои щеки обжигает стыд. Подношу миску ко рту, чтобы спрятать лицо.
«Останови меня! – твердит каждый удар моего сердца. – Останови меня. Останови».
Но мать лишь печально хмурится:
– И почему тебе всегда нужно все портить?
Я крепче сжимаю миску.
– Мама, ты правда думаешь, что, всегда уступая, ты облегчаешь себе жизнь?
– Дело не в легкости жизни. Важнее сохранить мир в семье.
Я издаю мрачный смешок.
– Скажи ему, пусть не волнуется. Через два дня я уйду. И тогда он получит свой мир.
Мать вздыхает:
– Тяньтянь, просто твой отец очень сильно переживает. В глубине души он знает: ты в конце концов образумилась, поняла, что важно на самом деле. Он гордится тобой. – Она улыбается. – Я тобой горжусь.
Я скованно поднимаю голову.
– Вы гордитесь мной, посылая на смерть?
– Еще неизвестно, как все сложится. – Она избегает моего взгляда. – У тебя сильный разум. Разве тестировщики не сказали, что твое духовное давление выше пятисот? В пять раз больше среднего уровня! И это было четыре года назад. С тех пор оно наверняка поднялось. Ты и принц-полковник Ян можете стать Слаженной Парой. Ты можешь стать его Железной Принцессой.