Или не должна? Иногда мать так легко притворяется, будто ничего страшного не случилось, что я начинаю сомневаться: может, это моя голова набита ложными воспоминаниями?
– Наверняка они дадут мне одежду получше. – Я устремляю взгляд на колеблющиеся за кухонным окном полоски света.
– И все равно – ты должна выглядеть прилично.
Я останавливаюсь и оборачиваюсь, чтобы посмотреть матери в глаза.
Есть одно громадное последствие моих планов, о котором я изо всех сил стараюсь не думать. Убийство представителя Железной Знати, чей максимум духовного давления выше 2000 (при том, что средний уровень – 84), повлияет на три поколения моей семьи. Мою мать, отца, семилетнего брата Далана, бабушку и дедушку, дядей и теть казнят вместе со мной. Потому что пилоты вроде Ян Гуана слишком важны на войне.
«Дай мне хоть один повод вас уберечь». Я смотрю на мать. «Останови меня».
Мне нужно лишь одно – знак, что они достойны моего сострадания. Знак, что они ценят мою жизнь так же, как я должна ценить их жизни.
Поскольку уже нет никакого смысла сдерживаться, я выплескиваю самый свой жгучий вопрос:
– Ты и правда беспокоишься только о моем приличном виде? А не о том, что я иду на войну?
В очаге трещат поленья. Мать щурится, глядя на меня сквозь клубы древесного дыма и ароматного пара. А потом на ее лице расцветает улыбка, как полевой цветок на горящих пустошах.
– Ты послушалась! Выщипала брови. Очень красиво.
Я резко отворачиваюсь и тащусь дальше, хотя каждый шаг дается мне с трудом – все равно что ходить по оголенным проводам.
Она словно бы и не слышала моего вопроса.
Электрические фонарики мерцают по всей деревне, освещая окна, будто глаза, которыми оснащены хризалиды, но не хундуны. Ветерок пролетает над рисовыми террасами, добавляя мускусный запах тростника к ароматам скромных ужинов.
Свет оттенка пшеницы струится из открытой двери нашего дома. Дребезжащий голос комментатора пронзает наступающую ночь, вырываясь из планшета, подаренного нашей семье правительством Хуася (хотя, конечно, пользоваться им свободно могут только мужчины). Мой дед, отец и брат сидят за почерневшим от жира обеденным столом, выпучив глаза на экран. На их лицах мерцают разноцветные блики, исходящие от хризалид.
Я перешагиваю порог и спешу в комнату деда и бабки. Меня поселили к ним несколько лет назад после второй моей попытки выскользнуть из дома посреди ночи.
– …а вот и Красная Птица!
Похолодев, я замираю на месте и едва не падаю.
О нет, только не это!
Даже мои одержимые хризалидами родичи, радостно гикающие при появлении всех прославленных боевых единиц, стыдливо умолкают. Никто не хочет признать, что Красная Птица – самая сильная хризалида в Хуася. Единственная наша хризалида класса «Король», высотой примерно пятьдесят метров в своем Исходном Облике. Но ее пилотирует Ли Шиминь, Железный Демон, наполовину жунди, бывший обитатель камеры смертников, убивший собственного отца и братьев, когда ему было всего шестнадцать. Сейчас ему девятнадцать. Его казнь отложили на неопределенный срок только потому, что у него до жути высокое духовное давление, самое высокое за последние двести лет.
У пилотов-наложниц всегда есть риск, что они умрут во время битвы, но те, кто попадает к нему, обречены на неминуемую смерть.
Выжить не удалось никому.
Девушка скоро умрет.
– Эй!
Голос отца выдергивает меня из моих мыслей. Я испуганно вздрагиваю, хватаясь за деревянные стены.
Ножки его стула скрипят о бетонный пол. Он встает, по нахмуренному лицу скользят тени.
– Ты почему такая грязная?
Ледяной пот скапливается у края моей повязки.
– Упала на террасах.
В кои-то веки не соврала.
Из планшета доносится лязг – столкнулись дух-металл и ци. Мои дед и брат продолжают смотреть, словно все в порядке. Отец обходит их и устремляется ко мне. Узел поредевших волос жалко болтается на его голове и бьет по затылку.
– Смотри у меня, если ты водишь шашни с каким-то парнем!
– Конечно, нет. – Я отступаю назад и ударяюсь плечом о дверь в комнату деда и бабки.
Соврала наполовину. Я просто разбила чье-то сердце.
Отец подходит ближе, нависает надо мной так, что у меня начинает двоиться в глазах.
– Смотри у меня, если не пройдешь проверку на девственность…
От одного этого слова меня встряхивает, и страх улетучивается.
– Говорю в последний раз – никто в меня не пролез! – кричу я. – Прекрати! Тебя на этом переклинило.
Он потрясенно моргает. Но я чувствую, как в нем поднимается ярость.
Я проскальзываю за дверь и захлопываю ее перед его носом.