Папа не поможет. Он и довел ее до проблем с давлением.
То, что они дошли до таких мер, означало, что ей требовался тщательный медосмотр. Ей нужно было остаться в больнице. Сидеть дома было ужасной идеей.
— Отличный план, — заявил Квентин.
Я забыла о нем. Моя шея, наверное, скрипела как ржавые петли, когда я поворачивала голову к нему, глаза сверкали белками.
— Больницы — не лучшее место пребывания, — заявил он. — Плохой фэн шуй. Лучше отдыхать с удобствами дома.
Я вернулась в прошлое. Все вокруг меня были из средневековья. А потом мы начнем лечиться пиявками?
— Мои родители могут зайти, — сказал Квентин. — Мистер и миссис Сан? — он ткнул меня, словно я забыла, о ком он говорил.
— О, это было бы мило! — мама выпрямилась так быстро, что у нее точно закружилась голова. — Видишь, Джини? Хороший план. Квентин одобряет.
«Квентин тут не принимает решения!».
Мама фыркнула.
— А ты?
Ох. Я не могла это выдержать. Я привыкла, что мама упрямо спорила со мной, но так обращать против меня слова было ударом ниже пояса. Я убежала из фойе.
* * *
Снаружи было жарко и душно. Дизайнеры больницы сделали небольшую беседку с коваными железными стульями, словно люди хотели проводить время тут, выпивая лекарства. Я добавила бы шест с окровавленными бинтами, предупреждающими: «Если вы тут, вам плохо, и вам нужна помощь».
Квентин нашел меня через минуту.
— Что такое?
С чего начать?
— Твои родители? — сказала я. — Родители?
Проблема с родителями Квентина — я не сразу к ней привыкла — была в том, что это были его клоны с измененным обликом, сделанные из его волшебных волос. Они выглядели и вели себя как вежливые работники из-за моря, которые всегда путешествовали и забывали сына, оставив его учиться тут.
Квентин приводил их, когда нужно было показать семью. Мои родители восхищались его родителями. Если бы им пришлось выбирать между Квентином, его родителями и мной, они прикрепили бы записку к моей груди и выбросили бы.
Я стукнулась головой о кирпичную колонну, поддерживающую навес над беседкой.
— Ты заставишь свой глупый магический трюк приглядывать за моей матерью?
Квентин выглядел обиженно.
— Я думал, они тебе нравились. Ты просила меня приводить их к твоей маме много раз.
— Когда она была здоровой! Она попытается их развлечь! Ты знаешь, как она старается для гостей! Что она собиралась делать, когда упала?
Рот Квентина раскрылся, он понял, что сделал.
— Прости, — сказал он. — Я пытался сделать ее счастливой.
— Почему ты вообще лезешь? Ее нужно осмотреть, а не вернуть на кухню!
— Я думал, участие в этом — то, что делает хороший бойфренд!
Но участие без слов.
— Ты поддержал в споре маму, а не меня. Ты сжег все свои очки бойфренда и закопал под урной на дне океана.
— Прости, — повторил он. — Я не хотел все ухудшить. Ты знаешь, я на все готов ради семьи, и…
— Квентин — ты не часть этой семьи!
Ой. Ага. Ученые и историки назовут этот миг как Пик Джини, когда она должна была извергать в атмосферу ужасные слова, ведя себя едко, не думая о последствиях. Она пронеслась мимо точки кипения, запустила петлю последствий. Она не замечала знаки предупреждения, и теперь мир был как медуза и щелочные отходы.
Квентин закрыл эмоции под холодной маской парня, отпрянул на шаг в тень здания. Я не видела его глаза, а он сказал:
— Ты права, — сухо сказал он. — Да. Я уйду, пока не навредил еще сильнее.
Он пошел прочь, сунув руки в карманы, пропал в воздухе, используя самый вялый Прыжок сквозь облака из всех, что я у него видела.
Я хотела позвать его, но была ошеломлена своей жестокостью. Буря вспыхнула и оставила обломки вокруг моих колен. Миг назад моя жизнь была почти в порядке. А теперь… было это. Я смотрела на темное небо, желая все исправить, но не могла.
А потом я ушла внутрь. Мне нужно было проверить маму.
8
Я сжималась в позе зародыша. Ноги задевали спинку сидения передо мной. Кто-то выцарапал «Ричард — лох» на пластике, и края букв задевали мой подбородок, вызывая зуд.
Впереди меня сидела дама, которая поедала пад тай или что-то с похожим запахом. Где-то в вагоне был мужчина в флисовом жилете, громко говорящий по телефону, как начальник компании, приказывал, нет, заставлял свою команду терпеть сверхурочное время без оплаты.
Юни сидела на ряду напротив меня, читала бумажную книгу. Мы не смогли найти места рядом. Я была рада, что мы не могли сейчас говорить. Одно слово, и история, как я ужасно обошлась с Квентином, вылетит из моего рта и присоединится к пятнам на полу. Было все хуже, чем больше я думала об этом.