Развороченная грязь на поле боя часто смердела кровью и содержимым потрохов, впитавшимся в ней. За долгие годы Гаунт притерпелся к запаху, но эта вонь оказалась особенно сильной, она пахла открытой раной кишечника или разорванной артерией.
Чёрные фигуры всё никак не приближались, как бы ни старался комиссар добраться до них. Создания по-прежнему стояли поодаль и наблюдали.
— Кто вы такие? — крикнул комиссар, но его голос охрип и чёрные фигуры не снизошли до ответа.
VIII
— Куда он ушел? — спросила Курт. — Ибрам? Ибрам, вернись!
— Он не отвечает, зов̀у — не реагирует, — бросил Дорден. — Нужно вытащить его.
— Десять единиц! — крикнула Ана. — Кров…
— Не думаю, что он слышит нас, — заметил Толин. — Слишком далеко ушел.
— Кто-то должен вернуть его обратно, — ответила медик. — Кто-то должен добраться до него и привести обратно!
Стянув хирургическую маску, она огляделась по сторонам.
— Ларкин? Сюда! Бегом-марш!
IX
Комиссар упустил из виду чёрные фигуры — они каким-то образом растворились в тумане. Гаунт забрался слишком далеко, потерял ориентировку — повсюду, во всех направлениях, расстилалась ничейная земля.
«Что ж, это была дурацкая идея, — сказал он себе. — Теперь я понятия не имею, где нахожусь. Заблудился».
Единственным неизменным ориентиром оставалась железная звезда, и комиссар посмотрел на неё, невзирая на боль в глазах. Возможно, хотя бы по ней удастся определить направление и отыскать обратную дорогу, а то он уже не слышал даже криков Дордена и Курт.
Гаунт слишком устал. Усевшись в грязь, он вытер глаза, и ладони увлажнились от крови.
Глупостью было заходить так далеко.
Возможно, подумал комиссар, стоит лечь и немного вздремнуть. Может, голова очистится после сна… Немножко прикорнуть, совсем чуть-чуть, чтобы глаза отдохнули.
Он поднял взгляд и увидел стоящие вокруг чёрные фигуры, мрачные и безмолвные. Вокруг них клубился туман, парок, встающий над полем боя. Создания смотрели на Гаунта, скрытые под капюшонами.
Болезненно, неуверенно, комиссар поднялся на ноги.
— Кто вы такие?
Никто не ответил ему.
— Кто вы, фес, такие, и почему следите за мной? — настаивал Гаунт.
Чёрные создания хранили молчание.
Бросившись вперед, комиссар вцепился в одеяния ближайшего существа, пытаясь разглядеть его лицо.
— Кто вы?! — крикнул Ибрам Гаунт.
Раздался громкий треск, и голова создания исчезла во вспышке света. Комиссар обернулся.
— Что вы делаете в такой глуши, сэр? — спросил Ларкин, опуская длинный лазган.
— Я… — начал было Гаунт, но затем повернулся обратно.
Фигуры исчезли.
— Ты их видел? — спросил он у снайпера, который молчаливо перезаряжал оружие.
— Зловещих чёрных созданий, собирающихся у поля боя и ждущих начала бойни, сэр?
— Да. Да!
— Я всё время их вижу, — сообщил Ларкин, загоняя в лазган новый «перегретый» заряд, — но из меня не самый надежный очевидец, верно?
— У тебя самый зоркий взгляд среди всех известных мне людей, Ларкс, — возразил Гаунт.
— Возможно. Когда я смотрю в прицел — возможно. Но мои мозги здорово перекручены, я вижу самую разную фесню. Но вы, правда, сейчас поразили даже меня.
— О чем ты?
— Чтобы вы — и вдруг испугались чего-то нереального? В одиночку поперлись фес знает куда? — снайпер ухмыльнулся. — Вы всегда были таким уравновешенным, даже более спокойным, чем Маколл, Даур или Роун. Всё время держали себя в руках.
— Я таким и остаюсь, Ларкс, — ответил комиссар. — Но я видел их — чёрных созданий, и ты тоже. Ты же всадил заряд прямо в башку одному из них!
Танитец покачал головой.
— Это был предупредительный выстрел, чтобы привлечь ваше внимание. Вы просто слонялись по грязи и орали в пустоту, как полный идиот.
— Что, правда?
— Не самое приятное зрелище, — кивнул Ларкин. — Не вселяющее доверия — простите меня за такие слова, сэр.
Гаунт тяжело опустился на расквашенную землю.
— Просто я слишком устал, Ларкс. Слишком измотан, понимаешь? Мы так долго остаемся на передовой… Не знаю, сколько ещё я смогу это выдерживать.
— Надеюсь, дольше, чем остальные Призраки, — улыбнулся снайпер, — иначе нам всем полный фес.
— Ларкин, — начал комиссар, подняв взгляд на верного ему меткого стрелка, — я вижу разные вещи. Постоянно. Хуже того, есть нечто, чего я не вижу. Знаю, что то или другое должно быть здесь, но не вижу его.
— Дело в ваших глазах, да? — спросил танитец.
— Верно. Они мучают меня.
— Ничего удивительного, учитывая, что с вами сделали…
— Что? О чём ты? — переспросил Гаунт.
— Ни о чём. Забудьте, что я говорил.
— Кто со мной сделал что?
Снайпер покачал головой.
— Вы видели слишком многое — вот и всё, что я хотел сказать, сэр. За время службы вам довелось насмотреться такого, чего многим людям не придется вынести на протяжении всей жизни. Вы видели разрушения. Вы видели смерть. Вы видели, как друзья и товарищи погибают у вас на глазах.
— Да. Именно так, — согласился комиссар.
— Давайте вернемся на позиции, сэр? — предложил Ларкин, протягивая Гаунту руку.
— Ты сможешь отыскать дорогу?
— Конечно, я же танитец— хоть и не разведчик, но во мне живы те же самые инстинкты. Следуйте за мной, и давайте выведем вас отсюда, пока не вернулись те мрачные создания.
— Ты же сказал, что здесь не было никаких чёрных фигур, — нахмурился комиссар.
Ларкин пожал плечами.
— То, что я всё время их вижу, ещё не значит, что они настоящие. Пойдемте.
X
Они брели обратно к позициям Призраков под лучами железной звезды.
— Я устал, Ларкс, — заявил спустя какое-то время Гаунт. — Дай отдохнуть минутку.
— Не здесь, — ответил снайпер, — тут небезопасно. Продолжайте идти, передохнете, когда доберемся до позиций.
— Мне нужно сделать привал, — настаивал комиссар, — всего на минутку. Дай мне немножко отдохнуть и закрыть глаза.
XI
— Я вел его назад, сколько мог, — досадливо произнес Ларкин. — Дальше комиссар идти не хочет.
— Он должен, — ответила Курт. — Просто должен.
— Он меня больше не слушает. Остановился — и всё тут.
XII
Порой, когда комиссару удавалось урвать часок-другой сна, растянувшись в палатке или свернувшись клубком на гниющей подстилке окопа, он грезил о мире под названием Яго. Видения всегда оказывались яркими, наполненными скверной, неотступной болью.
Учитывая, что Гаунт перестал запоминать — даже не старался этого делать — названия мест, в которых несли изнурительную службу он и Призраки — верные и измотанные, измотанные и верные, — комиссар удивлялся, почему именно Яго так засел в его памяти и снах.
Сухой, пыльный, обдуваемый ветрами мир. Пыль проникала повсюду, ветра завывали так, словно сам воздух играл на черепах с отпиленными верхушками, дуя им во рты и глазницы. Сухим и мертвым — таким был Яго. Сухим и мертвым, а не сочащимся сыростью и жирной грязью, как Кому-не-по-фесу-вообще.
Порой приходили иные сновидения. Старик по имени Бонифаций иногда экзаменовал Гаунта по вопросам теологии и философии, сидя в старой библиотеке — покрытый шрамами, невероятно изуродованный ветеран в кресле, украшенном латунью. Во сне комиссар спрашивал Бонифация о своем отце, а старик отказывался отвечать.
В других грёзах появлялся некий дядюшка Дерций — этот всегда возникал неожиданно. Играя с резным деревянным фрегатом на открытой веранде, радостный Ибрам вдруг поднимал глаза и видел входящего гостя. Дядюшка Дерций со странным выражением лица передавал Гаунту подарок — кольцо с печаткой.
Иной раз комиссар встречал во сне кого-то по имени Колм Корбек — тот ждал его на лесной поляне.