смотрел вслед, потом вспомнил земные заботы, и двинулся вдоль, продолжая искать смысл и соответствие... Его место опять оказалось занято. Ухов достал измятый билет, показал сидящему мужчине и спросил голосом Чадского из школьной постановки Грибоедова: - Кто скажет мне, в какой вагон зашёл? Сидящий мужчина извлёк из книги умные глаза, пробормотал какую-то чушь, и снова занялся чтением. Ухов прямо вышел из себя. Походил по вагону, успокоился, вернулся. Снова спросил про номер нарочно бесцветным голосом. Сидящий мужчина поднял отсутствующие глаза, пробормотал очередную чушь и хотел читать дальше, но Ухов захлопнул книгу. Это была Жорж Санд. - В вашем возрасте такие книги не полезны,- Ухов постучал указательным пальцем по вагонному столику. - В вашем возрасте пора быть умнее,- ударил пальцем, на этот раз по своему лбу. Сидящий мужчина встал, ловко превратившись в стоящего мужчину: - Это двенадцатый вагон. А вы - хам. - Вы врёте,- Ухов вымученно засмеялся. Повисла пауза. - А давайте спросим у первых трёх, как в русском эпосе. - Вы имеете в виду народное творчество? - Его,- кивнул стоящий мужчина и одел на умный, почти лысый лоб легкомысленную кепку. - А давайте,- строго согласился Ухов. Мимо совершала свою жизнь случайная девушка. Её глаза закрывала чёлка, из ушей спускались яркие провода плеера. - Скажите,- спросил стоящий мужчина, приподнимая головной убор, - какой вагон проставлен в вашем билете. Девушка ничего не ответила. Мужчина повторил свой манёвр с головным убором и снова спросил. Девушка освободила от затычки ближайшее к Ухову ухо, и сказала, обращаясь почему-то именно к нему: - Нахал! Ты на что намекаешь! Какой проставлен, такой проставлен! - Уважаемая,- деликатно отозвался Ухов,- у нас спор возник. - Ах, вы на меня уже и спорите!? - девушка замахнулась на Ухова сумочкой, а когда тот убрал лицо, ударила коленкой. Стоящий мужчина, видя какой участи миновал, на всякий случай присел. Ухов лёг рядом... Следующим представителем эпоса оказалась очень пожилая женщина. - Это который вагон,- спросил сидящий мужчина, делая Ухову искусственное дыхание. - Да вы что, сынки,- смутилась старушка,- это же пятый номер трамвая. Мне сходить через одну. - Сейчас сходи, мы в парк едем,- сказал Ухов, не приходя в себя. Старушку как ветром сдуло... - Третьим будешь? - спросил сидящий мужчина ничем не занятого, гуляющего по вагону пенсионера. Тот остановился, и протянул пустой стакан, который заранее держал в руке. Очнулся Ухов. Сидящий мужчина налил, стоящий пенсионер сел, приходящий в себя Ухов остался лежать. Выпили-налили ещё. Так наливали и пили, пока всё не иссякло... - А куда мы едем,- спросил лежащий мужчина уже сидящего Ухова. - Мы едем в Среднюю Азию,- объяснил пенсионер, показывая замусоленную тюбетейку. - Мы едим Среднюю Азию,- повторил лежащий мужчина в неправильном бреду. - А чего мы там хотим? - спросил Ухов, вглядываясь в лицо говорящего. Пенсионер облизнулся: - Там столько плова, что едят его руками. - Мы едим Среднюю Азию,- снова повторил лежащий. Ухов не выдержал, легонько встряхнул говорящего всякую чушь человека. - Не хочу в Среднюю,- очнулся мужчина,- хочу на Дальний Восток. - Катись, нам больше достанется,- не огорчился пенсионер, разглядывая пустой стакан. - Ну и покачусь,- обиделся лежащий и покатился, прямо через вагон, через людей, через всё. «Наконец-то»,- подумал Ухов, занимая своё законное «нижнее лежачее». Едва задремал, как на него сел худым телом старик-пенсионер. Он успел переодеться, был в тюбетейке и махровом халате. В последнее время отдых для Ухова стал проблемой. Скучная, одинаковая жизнь расстроила нервы, сон приходил редко и не вовремя. Сейчас же он чувствовал, что засыпает как надо, долгим и глубоким сном, немыслимо полезным для здоровья человека. Почувствовав в руке худобу чужой поясницы, ощутил в себе лютую, почти звериную ненависть. Не открывая уже не спящих глаз, поджал колени и взбрыкнул, будто бы во сне. Пенсионер не упал, но тюбетейка с головы слетела. Он полез доставать, бормоча себе под нос не разбери что. Ухов воспользовался моментом, и разлёгся небольшим телом так, чтобы не осталось свободных промежутков для постороннего. Ещё успел сделать спокойное лицо, показывая, что это поведение спящего человека и ответственности не имеет. Он лежал в таком положении долго, слишком долго. Нетренированный организм потерял радость жизни, онемел от неподвижности, стал превращаться в чужое. Не выдержал, - перевернулся. Старик, словно карауливший момент случая, уселся рядом, грубо потеснив отдыхающего человека. Ухов резко поднялся, слишком резко, - в голову ударило. Повалился обратно, осторожно тронул старика: - Вы мне мешаете. Идите на собственное место. - Моё место над вами, спать не хочу, имею право сидеть, - зашипел старик безголосым шёпотом. Ухов отвернулся к стене. Старик, несмотря на возраст жизни, оказался непоседой. Шевелился, чесал голову, скрипел зубами. - Ты! - закричал Ухов, не умея больше терпеть,- ты мне надоел, уходи прочь! - А я буду,- шипел старик, бия себя в грудь. - Уходи, или я тебя ударю! - не выдержал Ухов, отрывая нетерпеливой рукой занавеску окна. - А я буду,- капризничал старикашка. Ухов замахнулся, но старик распахнул халат и показал привязанный к поясу кривой нож. Ухов вытер наволочкой сразу вспотевшее лицо, которое от пыльного белья тотчас почернело, уткнулся в подушку, тихо заплакал от унижения и страха ножевых ранений. Старик сидел почти до трёх ночи, делая незначительные перерывы своего присутствия. Он ел, молился, пел неприятные, ни на что непохожие песни. Когда на небе как-то сразу появилась луна, старик приглушённо завыл, ещё раз помолился и полез на своё законное место. Длинный халат и привязанный к поясу нож (может быть это была сабля), не способствовали ловкости, старик не раз падал на пол, на столик, на Ухова, на соседние полки. Ухов прижался к стенке, и не подавал голоса, даже когда задевали. Наконец старик улёгся, последний раз что-то пробормотал и затих, живя внутри себя отдыхом сна. Ухов лежал второй час, но сон, так бездарно потерянный, не шёл. Ничто не мешало, никто не беспокоил, но как только Морфей решался обнять, появлялся старик и, размахивая кривой саблей, сталкивал невооружённого Ухова вниз, на холодный пол. Ухов вздрагивал и просыпался. Когда первые лучи солнца осветили часть неба, Ухов лежал с широко открытыми глазами. Мысли появлялись, подталкиваемые качанием вагона, теряя в одинаковом однообразии всякий смысл. Он завидовал лежащему наверху старику, да и вообще всем «верхним людям». Имея один билет, они фактически могли занимать два места. Внизу, пить чай, смотреть в окно, читать газеты, разговаривать. Вверху получалась отдельная спальня, не пригодная для чужих посягательств. «А я возьму и посягну»,- придумал одуревший от обиды и бессонницы Ухов, вспрыгивая к верхнему соседу. Оглядевшись и не найдя свободного пространства, зажмурился и сел куда попало. Старику куда-то попало. Он согнулся сухим телом, ударил головой багажную полку, захрипел. Ухов испугался, к нему вернулась вся прежняя трусость. Захотел спрыгнуть вниз, но рука попала в сетку для полотенца и прочно зацепилась. Несколько раз рванулся и замер, чувствуя себя пойманной в паутину слабой мухой. Паук не заставил себя ждать, явился и потрогал Ухова за лицо. Руки были липкие-противные, Ухов торопливо крикнул визгливым, сорвавшимся голосом. - Женчина,- прошептал старик, привлекая к себе. Ухов перестал дышать, хотел оттолкнуть мерзкого старикашку, но силы предательски оставили, стал терять сознание, чувствуя шарящие по телу чужие руки. Пришёл в себя от крика. - Ты кому пришёл! - кричал обманутый старик. - Моя не такое, моя сама мужчина. Ухов пришёл в себя окончательно, понял всю драматургию происходящей комедии и засмеялся хриплым, срывающимся фальцетом. Разбуженная шумом проводница включила общий свет и прибежала увидеть своими глазами. Ухов к тому времени выпутался из сетки, лёг на своё место и закрылся с головой казённым, странно пахнущим одеялом. - Что у вас тут делается,- спросила проводница, поправляя хорошо сидящее обмундирование. Старик оглядел девушку с ног до головы, облизнулся, достал нож и погрозил: - Уходи женчина, моя сегодня никому не нужен. Проводница обиделась, побежала звонить. На длительной остановке старика сняли с поезда. Он долго прыгал по третьим полкам, проявляя удивительную для своего возраста ловкость, кидая в преследователей тюбетейками, которые, как оказалось, вёз на продажу. Один из прыжков был неточен, старик задел прочной головой менее прочный фонарь, разбил его и упал на заранее подставленные носилки. Когда его несли, длинные, жилистые руки цеплялись за перегородки, хватали встречающуюся на полу обувь, щипали вскрикивающих пассажиров. Теперь Ухов стал владельцем сразу двух мест: оставшегося от старика верхнего, и своего родного нижнего. «Внизу буду спать, на верхней - сидеть»,- думал он, задрёмывая. Уже сквозь сон почувствовал, что на полке он не один. Этим вторым оказался широкозубый начальник поезда. Он смущённо улыбался, перелистывая карманный календарь с фривольными картинками. - Это чётный, это нечётный...,- говорил вкрадчивым голосом, показывая пальцем дни и месяцы. Ухов попробовал встать, но начальник положил на него тяжёлую, всегда побе