Когда на желѣзную дорогу опредѣляется новый агентъ, особенно высшаго ранга, то въ первое время своей службы онъ дѣлается, такъ-сказать, злобою дня. Вся его подноготная, въ болѣе или менѣе вѣроятныхъ версіяхъ, дѣлается достояніемъ мелкихъ служащихъ; но если бы кто-нибудь пожелалъ провѣрить циркулирующіе слухи или доискаться ихъ источниковъ, то потерпѣлъ бы полнѣйшую неудачу, и по этой-то, можетъ быть, причинѣ самыя противорѣчивыя версіи передаются за непреложныя истины. Гдѣ новоиспеченный агентъ служилъ раньше, по чьей протекціи онъ поступилъ, какимъ пользуется вліяніемъ, чего можно ожидать отъ него въ будущемъ? — вотъ вопросы, наиболѣе интересные, и около нихъ вертится молва. О Галкинѣ говорили тоже, и даже съ особенною настойчивостью, можетъ быть оттого, что контролерская должность вообще двусмысленна, а Галкинъ представлялъ собою выдающійся и нѣсколько загадочный экземпляръ. Говорили, что онъ крещеный еврей, служилъ на другой желѣзной дорогѣ, гдѣ пріобрѣлъ репутацію искуснаго и неподкупнаго контролера; что администрація дороги, о которой идетъ рѣчь, въ виду прогрессивнаго развитія провоза «зайцевъ», пригласила его на особенно выгодныхъ условіяхъ. Говорили даже, что до своего офиціальнаго опредѣленія на службу, онъ выговорилъ отъ общества значительную сумму для разъѣздовъ по линіи инкогнито, въ качествѣ обыкновеннаго пассажира, чтобы на мѣстѣ изучить способы, употребляемые кондукторами для своихъ «операцій». Словомъ, предвѣщали, что онъ будетъ грозою кондукторовъ, и что теперь для нихъ насталъ черный день.
Поѣздъ мчался съ быстротою призового коня, а Галкинъ сидѣлъ въ отдѣленіи перваго класса и преспокойно читалъ газету. По той небрежности, съ какою онъ только-что производилъ контроль, можно было заключить, что онъ вовсе не обладалъ качествами, которыя ему приписывались, а напротивъ, былъ самый заурядный контролеръ, и вдобавокъ тяготившійся своимъ дѣломъ; что ему не было никакого дѣла ни до «зайцевъ», ни до кондукторовъ, и что чтеніе газеты составляло для него занятіе неизмѣримо важнѣе и пріятнѣе. На самомъ же дѣлѣ, все это было лишь кажущееся, все это онъ дѣлалъ не безъ намѣренія, и именно теперь-то онъ и задумалъ показать лицомъ свое искусство. Онъ уже зналъ, что Юхановъ слылъ за самаго богатаго оберъ-кондуктора и самаго отчаяннаго провозителя «зайцевъ». Его-то Галкинъ и порѣшилъ накрыть перваго, чтобы произвести своимъ дебютомъ самый блистательный эффектъ, а можетъ быть и для своихъ, ему одному вѣдомыхъ, цѣлей.
Галкинъ и раньше отлично зналъ, что всѣ пассажиры будутъ съ билетами, и онъ дѣлалъ контроль только для формы, или вѣрнѣе — для того, чтобы направить Юханова на ложный путь. У многихъ пассажировъ билеты были только на двѣ-три станціи. Какъ ни поспѣшно и небрежно Галкинъ контролировалъ поѣздъ, но это обстоятельство не ускользнуло отъ его вниманія, и онъ отлично зналъ, чему слѣдовало это приписать: это значило, что всѣ эти пассажиры запаслись дешевыми билетами только въ виду контроля, а дальше всѣ они поѣдутъ уже безъ билетовъ. Чтобы ихъ накрыть, приходилось внезапно нагрянуть на какой-нибудь станціи, когда поѣздъ пройдетъ уже нѣкоторое разстояніе. Но какъ это сдѣлать? Ѣхать дальше съ этимъ же поѣздомъ было немыслимо, потому что въ такомъ случаѣ пассажиры будутъ на соотвѣтствующихъ станціяхъ запасаться билетами, и онъ не достигнетъ своей цѣли. У него уже былъ составленъ планъ, которому онъ и слѣдовалъ съ замѣчательною выдержкою.
Съ паровоза раздался протяжный свистъ: поѣздъ приближался къ станціи. Это была маленькая станція З*, гдѣ поѣздъ останавливался только на двѣ минуты. Галкинъ вышелъ изъ вагона и сталъ прохаживаться по платформѣ вдоль поѣзда. Платформа была пуста: никто не выходилъ, въ виду кратковременной остановки; только дежурный агентъ расписывался химическимъ карандашемъ на рапортѣ оберъ-кондуктора, переговариваясь съ нимъ шопотомъ, да сторожъ стоялъ у станціоннаго колокола и смотрѣлъ на агента, чтобы по его знаку дать отправленіе.
Кондукторы стояли у вагоновъ и бдительно слѣдили за каждымъ движеніемъ контролера, а каждое его движеніе какъ будто говорило: «поѣзжайте себѣ съ Богомъ дальше, а я здѣсь останусь; мнѣ до васъ нѣтъ ровно никакого дѣла». Раздался опять звонокъ и свистъ локомотива, а контролеръ не входилъ въ вагонъ; поѣздъ уже тронулся, а онъ продолжалъ ходить; поѣздъ уже скрылся изъ виду, а онъ остался на станціи.
Около трехъ часовъ спустя, когда поѣздъ проѣхалъ уже порядочное разстояніе, въ служебномъ отдѣленіи сидѣли два человѣка. Одинъ изъ нихъ былъ оберъ-кондукторъ Юхановъ, а другой — его правая рука, кондукторъ Жигалевъ, который только-что вошелъ.