Начальство скоро обратило вниманіе на Ефремова, и въ награду за его усердную службу и уживчивость, произвело въ помощники машиниста. Со времени этого повышенія, Ефремовъ удвоилъ усердіе къ службѣ и предупредительность къ машинисту. Онъ всегда исправно являлся къ поѣздамъ, чистилъ паровозъ лучше всѣхъ, и вообще за нимъ не замѣчалось никогда никакого упущенія. Мало того, онъ старался, насколько ему это удавалось, изучить устройство паровоза, и выучился кое-какъ писать, такъ-что впослѣдствіи, сдѣлавшись уже машинистомъ, онъ могъ, въ случаѣ надобности, подписать свою фамилію. Столкнувшись отчасти съ цивилизаціею, Ефремовъ съ теченіемъ времени отесался такъ, что въ немъ нельзя уже было узнать прежняго зачерствѣлаго, неуклюжаго мужика; въ свободные отъ службы дни онъ даже одѣвался довольно прилично.
Вопреки общему желѣзнодорожному стремленію жить на широкую ногу, Ефремовъ жилъ чрезвычайно бережливо. Денегъ онъ никогда попусту не тратилъ, и потому сколотилъ себѣ кое-какія деньжонки, которыя и приберегалъ про черный день; но ему пришлось разстаться съ этими завѣтными деньжонками не въ черный, а въ самый свѣтлый день его жизни: это произошло въ день его производства въ машинисты.
Въ то время начальникомъ депо, а слѣдовательно и непосредственнымъ начальникомъ Ефремова, былъ нѣкій Карлъ Ѳедоровичъ Бурманъ, нѣмецъ по происхожденію, нѣмецъ по наружности, нѣмецъ въ душѣ, словомъ — нѣмецъ съ ногъ до головы. Хотя онъ уже давно жилъ въ Россіи, однако никакъ не могъ выучиться порядочно говорить по русски. Малаго роста, съ жиденькою рыжею бородкою, съ лицомъ желтаго цвѣта, сѣрыми, угрюмо изъ-подлобья смотрѣвшими глазами, — онъ не производилъ пріятнаго впечатлѣнія., Однако, не смотря на свою невзрачность, онъ обладалъ необыкновенно зоркимъ взглядомъ. Лишь только онъ входилъ въ паровозное зданіе или мастерскую, какъ уже однимъ взглядомъ окидывалъ все, что тамъ дѣлается, и ничто ужъ тогда передъ нимъ укрыться не могло. Вздумалъ-ли какой-нибудь слесарь покурить, или просто, уставши работать, захотѣлъ маленько отдохнуть или поговорить съ товарищемъ, какъ Бурманъ уже передъ нимъ.
— Ага! я васъ поймайтъ, — обращался онъ обыкновенно къ провинившемуся — ви развѣ не знайтъ, што во время рапота курить не полагается; я вамъ даютъ за это 50 копѣекъ штрафъ.
— Помилуйте, Карлъ Ѳедоровичъ, — отвѣчалъ обыкновенно провинившійся, успѣвшій уже потушить и забросить куда-нибудь папиросу, — я вовсе не курилъ, это такъ вамъ показалось.
— О, ви меня не натувайтъ, — возражалъ начальникъ — я самъ всякаго шорта натую.
И слесарь волею-неволею долженъ былъ мириться со штрафомъ.
За Карломъ Ѳедоровичемъ водились тоже кое-какіе грѣшки; особенно онъ любилъ взятки, даже ловилъ ихъ при всякомъ удобномъ случаѣ, такъ-что рѣдко какое повышеніе или назначеніе, особенно со стороны русскихъ, обходилось безъ должнаго пожертвованія. Правою его рукою и посредникомъ въ этихъ операціяхъ служилъ его конторщикъ, продувная шельма, который ворочалъ почти всѣми дѣлами, и изображалъ изъ себя тоже своего рода начальство. Однако, съ большею или меньшею увѣренностью можно сказать, что главнымъ двигателемъ Бурмана была не столько корысть, сколько убѣжденіе, что русскій — дуракъ, и созданъ собственно для того, чтобы нѣмецъ могъ на немъ ѣздить. Впослѣдствіи слухи о подвигахъ Карла Ѳедоровича дошли до высшаго начальства; но за неимѣніемъ явныхъ уликъ, онъ былъ только перемѣщенъ въ сосѣднее, малое, такъ-называемое «поворотное депо»[8], въ которомъ поѣздныхъ паровозовъ не было, а было только два или три паровоза, необходимые собственно для станціонной службы. А на мѣсто Бурмана былъ назначенъ другой начальникъ, изъ технологовъ, русскій, Павелъ Ивановичъ Страховъ.
Такъ вотъ, служа еще помощникомъ подъ начальствомъ Бурмана, Ефремовъ разъ ѣхалъ съ поѣздомъ. А надо сказать, что на участкѣ, по которому обыкновенно ѣздилъ Ефремовъ, находился громадный подъемъ, тянувшійся верстъ на пятнадцать. Когда поѣздъ въѣхалъ на этотъ подъемъ, Ефремовъ и его машинистъ вдругъ увидѣли впереди вагоны, мчавшіеся навстрѣчу имъ съ необыкновенною быстротою; впослѣдствіи оказалось, что это былъ хвостъ разорвавшагося поѣзда. Отъ неровной-ли ѣзды, или отъ чего-либо другого, поѣздъ, шедшій впереди поѣзда, на которомъ ѣхалъ Ефремовъ, разорвался, а такъ-какъ это случилось именно на подъемѣ, то задняя его часть, ничѣмъ не удерживаемая, ушла назадъ, и мало-по-малу скорость мчавшихся назадъ вагоновъ дошла до неимовѣрной быстроты. Машинистъ, увидавъ это, совершенно растерялся, и влекомый только однимъ чувствомъ самосохраненія, закрылъ паръ, и приказавъ Ефремову затормозить поѣздъ, соскочилъ съ него, приглашая сдѣлать тоже самое и Ефремова[9].
8
Вся линія раздѣлена на участки. На каждые два участка имѣется одно главное депо и одно поворотное. Машинистъ обыкновенно беретъ поѣздъ со своего депо и везетъ его до поворотнаго; тамъ онъ сдаетъ поѣздъ другому машинисту, самъ же, послѣ нѣкотораго отдыха, съ встрѣчнымъ поѣздомъ ѣдетъ обратно. Машинистъ, взявшій поѣздъ съ поворотнаго депо, везетъ его до другого главнаго, и тамъ сдаетъ его уже третьему машинисту, и т. д.
9
Въ «Инструкціи для машинистовъ» есть одинъ параграфъ, который гласитъ слѣдующее: «Машинистъ, подъ страхомъ увольненія отъ службы, а въ нѣкоторыхъ случаяхъ и преданія суду, не долженъ оставлять своего поста даже при неминуемой опасности, и только тогда можетъ покинуть свой постъ, когда сдѣлалъ все, что можно, для предотвращенія несчастнаго случая, и дальнѣйшее его пребываніе на паровозѣ не можетъ принести никакой пользы. Такое положеніе впослѣдствіи должно быть основательно доказано».