– Кровь не моя.
Горло горело, будто я глотала огонь.
– Хорошо. – Ксейден чуть расслабился и перевел взгляд на синяки у меня на шее.
– Я даже не знаю, как его зовут.
– Я знаю.
Он убрал руки, и мне тут же стало их не хватать.
– Его подослал полковник Аэтос, – сказала я.
Ксейден коротко кивнул:
– Прости, что не убил его раньше.
– Первокурсника или Аэтоса?
– Обоих. – Он даже не улыбнулся моей попытке пошутить. – Тебе надо помыться и обработать травмы.
– Ты теперь офицер и не можешь убивать кадетов направо и налево.
– Зря ты так думаешь.
– Как там в Сэмарре? – спросила я Ксейдена несколько часов спустя.
Я помылась и теперь сидела скрестив ноги на своей кровати и хлебала суп, который Ксейден принес мне из главной столовой. Глотать было больно, но Ксейден прав: я должна есть, мне нужны силы.
– Гляди-ка, задаешь вопросы! – Уголок его рта дернулся вверх.
Ксейден откинулся на спинку кресла в углу, где сидел и правил кинжалы кожаным лоскутом. Пока я мылась, он снял летную куртку. Трудно поверить, но в новой форме он выглядел еще лучше. Я отметила, что и офицерскую форму он не украсил нашивками. Когда Ксейден учился в Басгиате, он носил только эмблему Четвертого крыла и нашивку командира крыла.
– Сегодня я не в настроении препираться по поводу нашей игры в вопросы. – Я метнула на него взгляд и заметила рядом с ним на полке две книги, которые дала мне Есиния. Сейчас, когда Ксейден опять напомнил, что у него есть от меня секреты, рассказывать ему о своем исследовании расхотелось.
– Я хочу, чтобы ты спрашивала о том, что тебя интересует. И это не игра. Ты и я – не игра. – Он сосредоточенно водил лезвием по кожаной полоске. – А в Сэмарре… все иначе.
– Односложные ответы – не совсем то, что нужно.
Ксейден поднял голову:
– Мне приходится заново доказывать, что я чего-то стою – в самом суровом форпосте. Это… бесит.
Я улыбнулась. Его всегда что-нибудь бесит.
– Они плохо к тебе относятся?
– Из-за этого? – Он коснулся острием кинжала метки отступника у себя на шее.
– Да.
Ксейден пожал плечами:
– Мне кажется, дело скорее в фамилии, чем в метке. К Гаррику старшие всадники относятся лучше – и я очень этому рад.
Я положила ложку в миску.
– Мне жаль.
– Да нет, могло быть хуже. Вдобавок из-за моей печати мало кому хочется со мной связываться. – Он убрал кожаный лоскут в рюкзак, сунул в ножны последний кинжал и встал. – Ты сама все знаешь. Тебя тоже встречают по фамилии.
– И все же мне кажется, тебе приходится хуже.
– Только внутри границ.
Ксейден перевернул мой корсет, который сушился на стуле, а потом подошел ко мне и сел на кровать. Она не такая большая, как та, на которой он спал в прошлом году, но на двоих места хватит, если я предложу ему остаться. Но я не предложу. И до чего же невыносимо, что он так близко, а я не могу его поцеловать. А спать с ним рядом? Я точно сломаюсь.
– Верно. – Я отставила миску на тумбочку и взяла расческу. В коридоре послышался голос Рианнон, потом звук закрывшейся двери – она ушла к себе. Это мне кое о чем напомнило. – Перед отъездом ты наложил чары на мою дверь?
Ксейден кивнул.
– Да, со звукоизоляцией, между прочим. – Он закинул ногу, уложив щиколотку на колено другой ноги, но так, чтобы не испачкать кровать сапогом. – Односторонней, конечно. Ты слышишь все, что происходит в коридоре, но никто не слышит, что ты делаешь внутри. Я подумал, тебе это может пригодиться.
– Зачем? Если я никого не могу сюда привести?
– Ты можешь привести кого угодно.
– Серьезно? – ядовито спросила я, проводя расческой по мокрым волосам. – Рианнон вот попыталась зайти, а оказалась на другом конце коридора.
На губах Ксейдена мелькнула тень улыбки.
– В следующий раз скажи ей, чтоб взяла тебя за руку. Войти может любой, кто к тебе прикасается.
– Погоди-ка. – На секунду я даже перестала расчесываться. – Я думала, ты зачаровал дверь, чтобы попасть внутрь могли только мы с тобой. Нет? – Я продрала расческу через спутанные кончики.
– Это же твоя комната, Вайолет. – Мне пришлось сглотнуть, когда я увидела, как он сжал пальцы, наблюдая, как расческа скользит по моим волосам. – Чары пропустят любого, кого ты проведешь в комнату. – Он кашлянул и чуть подвинулся, когда я снова провела по волосам. – А также меня, извини мне мой эгоизм.
«Просто обожаю твои волосы. Если захочешь поставить меня на колени или победить в споре, просто распусти их. Я сразу пойму».