– Эйла, – позвал Бенджи. – Ты со мной?
Она откашлялась:
– У меня есть идея.
Не дожидаясь ответа Бенджи, она поспешила обратно в гущу толпы, направляясь прямиком к столам с едой. Она схватила ближайшее блюдо – большое серебряное блюдо с крабовыми котлетами – и, вывалив содержимое в корзину с апельсинами, метнулась прочь, прежде чем кто-нибудь заметил. С тарелкой в руке она вернулась к Бенджи.
Он поднял брови:
– Итак... что за идея?
– Делай, как я, – сказала она. – И, ради всех богов, веди себя почтительно.
– Что?..
Эйла опустила голову и втянула плечи, стараясь казаться меньше и занимать как можно меньше места. Затем, не обращая внимания на очередь людей и автомов, ожидающих, когда их впустят за стены дворца, она направилась к гвардейцам. У ворот дворца стояли шестеро: трое проверяли браслеты, трое наблюдали за толпой. Держа блюдо перед собой как подношение, Эйла ускорила шаг, подбежала к одному из гвардейцев и присела в глубоком реверансе. Она услышала шаги Бенджи позади себя и могла только надеяться, что он кланяется.
– Сэр, – сказала она, обращаясь к начищенным чёрным ботинкам гвардейца. – Нам приказали принести ещё крабовых кексов и сердечника.
– Как? Уже выпили весь сердечник? – спросил тот. – Вроде, вечер только начался.
– Гости не знают меры, сэр.
– Такими темпами к полуночи королевские запасы истощатся. Почему ты без формы?
– Какой-то пьяный ублюдок вылил на нас обоих полбутылки вина, сэр, – фыркнула Эйла. – По-моему, он разыгрывал "Моряка и морского змея", – она сделала паузу. – Это старая человеческая сказка о...
– Не надо мне ничего объяснять, – сказал гвардеец. Эйла рискнула взглянуть на него. Его лицо в маске снова обратилось к толпе. – Несите, – пренебрежительно разрешил он. – И наденьте форму. Вы слуги королевы и должны выглядеть подобающе.
– Да, сэр, – ответила Эйла и услышала, как Бенджи пробормотал то же самое у неё за спиной. Охранник отошёл в сторону, пропуская их через ворота, и они оказались внутри.
Дворцовый дворик был вдвое меньше площади, и было ясно, что эта часть праздника организована не простолюдинами, а королевой. Внутренний двор окружал неглубокий ров, поверхность которого была усеяна лепестками белых роз и плавающими фонарями; чтобы попасть на торжество, нужно было перейти арочный каменный мост. Эйла услышала где-то тихое журчание фонтана и заметила группу музыкантов на краю двора – автомов, а не людей, с некоторым удивлением заметила Эйла. Песня, которую они играли, была намного медленнее и мягче, чем буйная музыка на основном празднике – песня, подходящая для беседы, а не для танцев. Ещё больше лепестков белых роз устилало землю, словно снег, такие красивые, что Эйле стало почти неловко топтать их каблуками. И... Эйла нахмурилась, пытаясь осмыслить то, что видит. Казалось, над толпой порхают насекомые, освещая ночь – крупные насекомые или, возможно, крошечные птички, но это было не всё. Их крылья странно мерцали в свете фонарей...
Они были Рукотворными – золотистые, словно паутинка, бабочки размером с ладонь Эйлы. Они кружили вокруг, парили, как искры в ночном воздухе – искусственные существа с собственным разумом. Эйла вспомнила Рукотворные предметы, которые, как она привыкла видеть, тайком продавали на рынке в Калла-дене: карманные часы, которые отслеживали движение звёзд и планет; кинжалы, которые складывались так, что были меньше ногтя большого пальца; куски розовой соли, которые якобы могли даровать видения будущего, если бросить их в огонь и вдохнуть дым. Половина из них были фальшивками, а другая половина работала непостоянно.
Конечно, Эйле был знаком ещё один Рукотворный предмет, который был очень, очень реальным.
В конце концов, именно ей он и принадлежал.
В тысячный раз после бегства из дворца правителя Эйле захотелось прикоснуться к груди, к призрачной тяжести там, где должен был находиться тяжёлый золотой медальон. Когда-то он принадлежал её дедушке Лео, потом матери, потом ей самой. До недавнего времени Эйла считала, что самое замечательное в медальоне – это еле заметное неорганическое сердцебиение. Только Крайер открылось, что Лео сохранил в нём свои воспоминания. Чтобы увидеть их, пройти через них как безмолвный, невидимый наблюдатель, достаточно было капли крови.
Схватив блюдо обеими руками, Эйла оторвала взгляд от Рукотворных бабочек и повела Бенджи по каменному мосту в гущу праздничной толпы.
– Надо разделиться, – прошептала она.
Повсюду были пиявки. Боги! По коже побежали мурашки. Сердце, казалось, стучало невероятно, опасно громко, хотя она знала, что здесь есть и другие люди, что она не одна, что Варн не такой, как Рабу. Но одно дело знать, и гораздо труднее в это поверить.
– Разделиться? – переспросил Бенджи. – Но зачем?
– Здесь не так много людей. Если будем держаться вдвоём, это может вызвать подозрение, – она сделала паузу, делая вид, что проверяет разложенные на столе нежные пирожные. Рядом – купель с жидким сердечником, тёмно-красного цвета, для автомов. – Встретимся на другой стороне, у ступеней дворца, через несколько минут. Не показывай запястий. Смотри, чтобы тебя не поймали.
– Сделаю всё, что в моих силах, – сухо сказал он.
Эйла стояла неподвижно, пока он не исчез в толпе, затем направилась в противоположном направлении, двигаясь параллельно восточному краю двора. Она была благодарна своему невысокому росту. В портовом городке она выделялась, но здесь никто не замечал маленькую девушку-человека, несущую пустое блюдо через толпу сверкающих гостей праздника. Гвардейцы приняли бы её за ещё одну служанку, возвращающуюся на кухню. Эйла старалась не думать о Бенджи, вместо этого сосредоточившись на том, чтобы проскользнуть сквозь толпу, как тень. С Бенджи всё будет в порядке; он может сам о себе позаботиться. Нужно пройти через внутренний двор и добраться до ступеней дворца. Это было нетрудно.
Эйле следовало бы предположить, что всё будет не так просто, прежде чем думать о подобных глупостях.
Она была так близко – уже показались дворцовые ступени, а за ними дворец, возвышающийся подобно колоссальной короне из кости, его самая высокая башня была выше городских стен. За ней все спиралевидные башенки сходились островерхими концами, дворец, подобный пасти с оскаленными клыками, хорошо подходил королеве, занимавшей трон. Тонкие стрельчатые окна мерцали жёлтым светом свечей. На мгновение у Эйлы перехватило дух. Её брат где-то в этих стенах. Она так близко к нему, всего в нескольких сотнях шагов от дверей дворца. К рассвету они, возможно, уже встретятся.
Она шагнула вперёд, а затем остановилась. Странная тяжесть на голове, что-то запуталось в волосах. Не рука. Она протянула руку, и пальцы нащупали что-то нежное, металлическое, живое. На неё приземлилась какая-то Рукотворная бабочка. Эйла подавила дрожь, зная, что это ненастоящее насекомое, но было что-то глубоко тревожащее в ощущении этих тонких лапок на голове. Она сильно встряхнула головой, и бабочка снова взлетела, уносясь в дымную ночь. Эйла, нахмурившись, посмотрела ей вслед. В отличие от других бабочек, эта продолжала... светиться. Пульсирующий жёлтый свет, больше свойственный светлячку, чем бабочке.
Подожди…
Рука в перчатке схватила её за запястье:
– Тебя здесь не должно быть.
Эйла судорожно вдохнула. Королевский гвардеец склонился над ней, глаза его сверкали из-под белой маски. Он рывком притянул её к себе, и от испуга она выронила своё блюдо, которое с громким звоном ударилось о каменные плиты.
– Кто тебя впустил? – требовательно спросил гвардеец.
– Я служанка, – промямлила Эйла. – Наверное, я потеряла ленту. Прошу прощения за беспокойство, я немедленно ухожу.
– Никуда ты не уйдёшь, – сказал гвардеец. – Ты пойдёшь со мной.
Эйла широко раскрыла глаза.
– Нет, – сказала она, вырываясь из его хватки. Но даже если бы она не была наполовину истощена, куда ей сравниться по силе с пиявкой. – Нет, отпустите меня, я уйду, я просто хотела посмотреть на праздник, я не собиралась делать ничего плохого...