Джентльменам это приходилось совсем не по нраву. Уилл не решился признаться, что разделяет их чувства. В любом случае это не имело значения. Кто будет слушать зверя в клетке? Под конец он перестал говорить, только огрызался и рычал, когда к нему приближались. Он очень низко пал. Если бы Блейд не оказался однажды среди зрителей и не заставил Старретта освободить Уилла, страшно подумать, в кого бы он превратился.
– Оба недуга отвергают серебро, – задумчиво проговорила Онория. – Значит, у них общий… источник? Чем больше мы знаем, тем скорее я найду лекарство. Я проверю образец под микроскопом и начну опыты. Уилл тебе лучше уйти.
Его не столько волновал вид крови, сколько иголки, но нужно убраться отсюда. Кожа зачесалась.
– Ага, ухожу.
– Не домой, еще не время, – возразила Онория. – Хочу проверить тебя перед уходом. Лена?
Ее сестра повернула голову, точно испуганный олененок, и настороженно переспросила:
– Что?
Онория легко вздохнула, будто думая, что сказать.
– Можешь проводить Уилла на кухню и посидеть с ним? И проследи, чтобы он что-нибудь съел. Ты же знаешь, каков он, когда сильно волнуется.
– Не нужно, – возразил Уилл и переглянулся с Леной.
– Онория, я надеялась поговорить с тобой.
Даже Блейд уставился на жену с молчаливым вопросом во взгляде, и та каким-то образом ответила одними глазами. Блейд тихонько хмыкнул и кивнул.
– Ступай поешь, Уилл. Мы ща спустимся.
Помощи ждать неоткуда. Комната вдруг стала слишком маленькой. Уилл открыл дверь и вышел. Лена поспешила за ним, шурша юбками и тихонько ворча, мол, джентльмены пропускают дам вперед.
– Я не жентльмен.
– Уж это-то всем известно, – прошептала она. – Тебя ведь не зря зовут Зверем.
Слова задели. Странно, его ведь называли и хуже. Уилл даже сам оставил себе прозвище, чтобы держать любопытных подальше, а хищников – в полной готовности.
Но по какой-то причине из ее уст это имя было что нож в грудь.
Уилл по запаху нашел кухню и увидел, что там пусто. Удача сегодня от него отвернулась. Хотя кипящий на плите суп означал, что экономка Блейда, Эсме, где-то рядом, просто отлучилась.
Запястьем он ощутил гладкий шелк перчаток.
– Вот, – сказала Лена, подтаскивая Уилла за руку к низким стульям у очага. – Садись. Я принесу тебе супа.
Она разжала руку, но он все еще чувствовал ее фантомное прикосновение. Затем медленно сел, глядя, как Лена суетится на кухне.
Здесь ей не место. Большую часть комнаты занимает очаг, создающий постоянную пелену тепла. Потолок заляпан сажей, столы тяжелые и поцарапанные от частого использования. Над главной скамьей висят связки лука и трав и медные горшки на металлических крючках. Атмосфера уютная и гостеприимная. А вот Лена вовсе не такая.
Из-под красных бархатных юбок кокетливо выглядывает пена нижней юбки, а корсет сужает и без того тонкую талию так, что Уилл мог бы обхватить ее пальцами. Лиф и вставки на юбках украшают черные кружевные ленты…
Лена потянулась за миской, и кремовые холмики ее грудей чуть не вырвались из лифа. Показался краешек черного кружева.
У Уилла зачесались руки.
Он вспомнил, как впервые увидел ее, спешащей по Петтикот-Лейн: серые шерстяные юбки развевались у лодыжек, а потрепанная шляпка едва защищала от дождя. Сжимая над головой мокрую газету, Лена поскользнулась на краю канавы, и бумага порвалась. Беспомощно усмехнувшись парочке уличных оборванцев, Лена пожала плечами и выбросила газету. Звук ее смеха прошел через Уилла. Он почувствовал себя прохожим, заглянувшим в чужой дом. Радость исходила от нее, будто тепло от огня в холодную зимнюю ночь. Уилл ощутил почти зависть, ему захотелось протянуть руки и схватить немного ее искрометного счастья. Стащив шляпку, Лена подняла лицо к дождю; губы ее увлажнились, а ресницы затрепетали на фоне бледных щек. Уилл, засмотревшись, чуть с крыши не свалился.
Женщин он и в лучшие времена не жаловал. Родная мать продала его, как только стало ясно, что он вервульфен, и с тех пор Уилл подпустил к себе только Эсме. Через год жизни в Логове он перестал напрягаться, но от Лены у него шерсть вставала дыбом. Он испытывал странную неловкость, которой не понимал. Когда в трущобах объявился вампир, Уиллу поручили присматривать за младшими братом и сестрой Тодд и защищать их дом по ночам. Каждый день он тайком следовал за Леной на работу и провожал обратно. Всем знакомым уши прожужжал о своей тяжкой доле, но, по правде, наслаждался минутами, когда она появлялась на пороге мастерской и весело махала хозяину лавки. В мрачной жизни Уилла Лена стала яркой искоркой, вызывавшей желание, которого он прежде не испытывал.