Это чересчур. Слишком громко. Я забираю Лиама и следом за немногими уцелевшими в бойне ухожу подальше от этого ужаса в береговые тростники. Там, испуганно затаившись, мы слушаем шум битвы. Выживших около дюжины. Они вздрагивают, когда взрывается бомба. Я сижу молча, покачиваясь взад-вперед, и наблюдаю за жуками, летающими над водой. Моя сестра в безопасности. Ее дети тоже. Мы скоро увидим их и улыбнемся друг другу. Мы с Лиамом скоро будем с ними.
– Смотрите! – выкрикивает кто-то рядом со мной, указывая вверх.
Рыцарь в собачьем шлеме падает, за ним тянется шлейф дыма. Республиканец плюхается в реку метрах в тридцати от нас. Мы все смотрим на воду. Он не выныривает. Я обвожу взглядом сородичей. Никто не двигается с места.
Он утонет.
– Мы должны помочь ему, – бормочу я сквозь стучащие зубы. Мне холодно, несмотря на жару.
Никто даже не взглянул на меня.
Я повторяю громче:
– Мы должны помочь ему!
И снова никто не шелохнулся.
– Вы, трусливый шлак!
Я велю Лиаму сидеть на месте и ковыляю в воду, пока она не доходит мне до шеи. Тут глубже, чем я думала. Я не сумею поднять его в одиночку. Выругавшись, оглядываюсь вокруг. Замечаю длинную веревку, соединяющую вместе полдесятка рыбацких лодок. Я бреду туда, отвязываю веревку и возвращаюсь на глубину. Лодки тем временем дрейфуют по отдельности. Течение тянет меня за талию, как плохой партнер по танцам, угрожая утащить вниз по реке. Вскоре вода смыкается у меня над головой. Я ныряю и ищу в мутной воде упавшего рыцаря.
И не вижу его.
Ил такой густой, что мне приходится дважды выныривать, прежде чем я по счастливой случайности нахожу его, задев ногой о кусок металла. Нащупываю ступней доспехи и с трудом отыскиваю в этой мути очертания человеческого тела. Чертовски мешает раненое плечо, и все же я кое-как привязываю к его ноге веревку, а потом всплываю, волоча ее за собой. Когда я добираюсь до берега, там уже ждет группа алых, чтобы помочь мне. Все такие храбрые и героические – после того как я сделала всю грязную работу.
Десять пар рук тянут веревку, пока наконец не удается с большими усилиями вытащить рыцаря с глубины на мелководье.
Мы склоняемся над ним, простертым в грязи. Оранжевые доспехи все измазаны и обуглились на животе – рыцаря подстрелили в воздухе. Он настоящий великан. В жизни не видела такую здоровенную скотину. Один его шлем размером почти с мой торс. Огромные металлические перчатки могут раздавить мою голову, как яйцо гадюки. Из дыр в металле толчками выливается вода. Я провожу по нему пальцами. Мне почему-то кажется, что он должен быть горячим. Но он холодный и слегка переливчатый.
– Вы только гляньте, какой здоровенный! – ахает кто-то.
– Должно быть, чертов черный.
– Нет, они носят белые перья.
– Он умер?
– Заряд попал в генератор, – говорит старик. Кажется, его зовут Алмор. Много лет назад он был забойщиком у Дельты. – Импульсный щит не работает, а значит, у него там нет кислорода. Он может задохнуться.
– Надо снять с него шлем, – говорю я.
– Кто-нибудь знает, как работает это дерьмо? – спрашивает женщина и тянет за шлем, но тот не сдвигается.
– Должен быть аварийный сброс или что-то вроде того, – говорит Алмор. Он ощупывает линию подбородка. – Вот.
Лицевая панель с шипением приоткрывается. Из шлема льется вода. Старик толкает лицевую панель назад, пока она не уходит внутрь, открывая лицо рыцаря. Он не черный, но кажется, будто высечен из гранита. Тяжелый подбородок, рыжая борода. Голова лысая и огромная. А по правой скуле тянется тонкий шрам. Нос у него разбит. Маленькие глаза обрамлены тонкими ресницами. Он золотой. Я никогда прежде не видела золотого. Никто из нас не видел.
– Он дышит? – Алмор озадачен.
Никто не делает и шага к рыцарю. Продолжают трусить. Я наклоняюсь и прикладываю ухо к его носу. И ровно в этот момент золотой содрогается от спазма. Я в ужасе отскакиваю. Его рвет водой. Пока он заходится в кашле, я оседаю в грязь. Сил никаких нет. У нас над головой небо рвется в клочья – все больше сверхзвуковых кораблей возникает в небе и спускается, чтобы спасти лагерь.
Теперь «Алая рука» отступит, но лагерь 121 уже горит.
14. Эфраим
Годовщина
В маленькой угловой кабинке полутемной задней комнаты два зашлакованных типа пьют из грязных стаканов, ссутулившись, как старые уродливые горгульи. Они поднимают головы, когда я возникаю перед ними из клубов неоново-зеленого дыма – по соседству двое механиков-алых курят какое-то демоническое зелье.