– Не все же сподобились даже замужем оставаться непорочной!
От этих глупых слов Констанции стало нестерпимо больно, как будто Изабо ударила ее. Княгиня вырвала из земли пук горчичной травы и налетела с ним на болтунью. Изабо заголосила и помчалась от нее прямо по цветам эхинацеи. Констанция неслась вдогонку, ломая целительные корни мандрагоры, пачкая бархатные башмачки во влажной земле, на бегу она хлестала обидчицу пахучими стеблями. Остановились, только когда Изабо споткнулась и растянулась на свежеполитой грядке. Констанция плюхнулась рядом.
– Грануш нас убьет, – уверенно предсказала она.
Весь аптекарский огород оказался затоптан, а их туфельки и платья пришли в полную негодность.
– Убьет, – согласилась Изабо и смахнула с носа комок земли.
Поспешно вытряхнули из растрепанных волос грязь, вытерли лица, но драгоценный сад, содержавшийся мамушкой в образцовом порядке, выглядел, будто по нему проскакали тюрки.
– Давай запустим внутрь собак, – сообразила Изабо. – Пусть на них подумают.
Захлопнули калитку за дурными охотничьими псами Раймонда, Гектором и Аяксом, и с жалкими остатками спасенных трав поспешили на плоскую крышу кухни. Когда там появилась Грануш, грозная, как полки́ со знаменами, обе тихони прилежно раскладывали на длинных лавках поломанные стебельки лопухов, вырванные до срока корни валерьяны, луковички имбиря и обсыпавшиеся венчики ромашки, календулы и зверобоя.
– Кто впустил собак в огород?
Грануш двинулась на Изабо, уверенная, что преступление – дело рук неуемной вертихвостки.
– Это не я! При чем здесь я?! – заверещала Изабо, отступая к краю крыши.
Констанция загородила подругу:
– Татик-джан, Изабо не виновата! Собаки Раймонда никогда бы ее не послушались. Это я, это я случайно не уследила!
Но мамушка успела ухватить Изабо за растрепанные кудри и не собиралась упускать удачную возможность прибавить проказнице ума и смирения.
– Моя тихоня разве до такого додумалась бы?! Ну, и что теперь будет, без трав, без спасительных примочек и целебных отваров? – Грануш отпустила верещавшую Изабо, с отчаянием оглядела остатки растений. – А я вам скажу, что будет – любая рана начнет воспаляться и гноиться, отец Фернан примется отрубать пораженные конечности направо и налево, а больные и раненые рыцари теперь будут помирать как мухи! И все по вашей вине!
Отец Фернан действительно каждое лечение начинал тщательным уравновешиванием в организме больного различных желчей, флегм и мокрот, а заканчивал заупокойным реквиемом. Лишь редких везунчиков мамушка умудрялась отвоевать у полкового эскулапа и поставить на ноги своими отварами, мазями и примочками.
Констанция покаянно молчала, только растерянно пересыпала с руки на руку семена кумина. Их томительный запах напомнил душистые травы мусульманского лекаря, спасенного ею на рынке. Раис уверял, что своим искусством египетский врач спас руку купца, когда все опытные медики отчаялись. С тех пор Констанция часто проезжала мимо открытой аль-Даудом лавки. Вход в нее был украшен сушеным крокодилом и скелетом обезьяны, а окна увешены целебными морскими водорослями и хмелем. Она вспомнила, как Раймонд досадовал, что никто не умеет лечить раненых.
– Татик-джан, есть один лекарь, он хоть и магометанин, но под твоим присмотром сможет даже отрубленные головы приживлять! – Невысокая Констанция мамушку все же переросла, но когда она так заискивающе вскидывала свои глазищи, Грануш смягчалась. – Это Ибрагим аль-Дауд, его лавка на рынке, прямо за караван-сараем.
– Я о нем слышала. О его искусстве врачевания чудеса рассказывают, – задумчиво пробормотала Грануш, бессильная перед льстивыми похвалами своей звездочки. – Только патриарх ваш никогда не даст разрешения мусульманскому знахарю лечить христиан.
– Радульф де Домфорт сам опасней любого басурманина.
Констанция вытерла похожий на человечка корень мандрагоры. Надо навеки избавить Антиохию, и Раймонда, и даже малодушную ябеду Изабо от гнета отвратительного, грешного патриарха. Но как? Корень мандрагоры хрустнул в руке Констанции, головка корневого человечка обломилась. Ничто не губит людей так неизбежно, как их собственные грехи. Разве не уверяла татик, что травинка может перешибить меч?
Так же, как Констанции хотелось, чтобы муж заметил, какая у него замечательная супруга, самому Раймонду не терпелось доказать христианскому миру, что Антиохией правит достойнейший. Во главе трехсот рыцарей, нескольких тысяч лучников и пехотинцев и более тысячи всадников легкой наемной кавалерии – сирийских туркополов князь направился покорять Киликию. Татик не желала об этом говорить, она досадовала, что Антиохия воюет с Армянским царством, но что понимает армянская нянька в княжеских резонах? Долг франка – воевать, а долг жены рыцаря – поддерживать его в ратном азарте, молиться за него и прочими действенными методами способствовать славным победам. Вот отвоюет Раймонд антиохийские земли у киликийцев, обезопасит свой тыл, и можно будет избавить мир от чудовища Занги. Констанция повесила на шею супруга драгоценную охранную ладанку с мощами святого Валентина, но спокойствие вернется к ней, лишь когда Железные ворота Антиохии вновь откроются навстречу своему хозяину.