- Темно ему, оберни глазами вперед, - сказал он, увидев, что я прижал голову певца лицом к груди. – Идем. Турвара ждет великое погребение основателя и певца великой державы.
Мы пошли. Как тяжела была глава певца Иоанна-Турвара! Но как, на удивление, легки сделались мои ноги!
- Теперь моя очередь служить твоему Богу, - проговорил, идя рядом, ярл. – Я исполнил все, о чем ты говорил при Тибре, Йохан. Так ведь и основатель Нового Рима, Константин, принял твоего Бога под конец своей жизни. Верно ли?
Лишь кивнул, надеясь, что ярл все видит вокруг.
Солнце продолжало светить сквозь легкую, полупроницаемую, как девичья туника, небесную пелену – и вдруг уловил себя в том, что старательно иду в едва приметной тени ярла Рёрика, будто невольно и лукаво возлагаю на него всю совесть за свершенное, свершившееся и зреющее свершиться.
И вот открылось. Господи, чем легче бремя Твое, ведущее нас в небеса, чем тяжелее и страшнее правда Твоя внизу, на земле. Исподволь, невольно и грешно тщимся мы укрыться от правды Твоей, Господи, как бежал ее Адам в раю и тщился спрятаться в тени Древа познания. А где тщимся укрыться мы, в невежестве душ своих? Разве что в тени башни Силоамской. Вразуми, Господи!
Остальная часть рукописи Иоанна Феора, после Восьмой главы, до наших дней не дошла.