- Вот Эйнар Мечом-По-Мечу, - представил и второго мёртвого воина ярл Рёрик. – Эйнар думал, что в нем живут два берсерка, и порой они сражались друг с другом. Оттого столько рубцов на нем, как фьордов. Но когда оба воина в Эйнаре сражались плечом к плечу, не было ему равных в битве. И его дал мне славный Беовульф в мой путь.
Размыслил я не без лукавства, каких же еще воинов мог отдать укротителю неудач Рёрику Сивоглазому сам баснословный Беовульф, когда вошел в свою неслыханную славу и обрел твердую власть. Мудро отослал от себя подальше того, кто некогда отгрыз кусок этой славы в обмен на левое ухо, а заодно того, с кем и стоять-то рядом страшно – как бы не попасть промеж двух в одном лице берсерков, как между Сциллой и Харибдой.
Одарил и второго воина ярл золотым запястьем в последнюю водную дорогу.
Что же теперь? А теперь увидел, что чем-то озадачен даже не вспотевший ярл. Но помалкивал я, не предлагая ему свою помощь, чтобы вновь не выйти бессильным посмешищем.
- Можешь низвести огонь с небес, жрец? – прояснил мою догадку ярл. – Нечем разжечь священный огонь. Свои огниво с кресалом не обрел на дне реки. Да и хватит ли силы огнива, мокро совсем.
Даже подумать я не успел, как уж заговорил – то ли сам мудро исхитрился, то ли вправду вышним гласом провещал:
- Славный Рёрик-кольцедаритель, не даст мой Бог огня, потому как по Его обычаю мы погребаем наших покойников в земле и только. Ради благополучного воскресения в последний день. Ведь всё там, в земле, вместе остается – и кости, и прах. А развеет ветер пепел и сажу телесную по всей вселенной – так и воскресение задержится, пока по одной пылинке все тело соберется вновь. Нехорошо на зов господина опаздывать, верно, ярл?
Ярл черпнул Тибра широкой ладонью, втянул воду в рот, как жеребец, подумал-подумал и проглотил.
- Что за вода, совсем не солона, - с огорчением изрёк он. - Значит, как придется мне вдруг погибнуть при тебе в чужих землях, то меня ты в землю червям?
- Пока ты не посвящен, славный ярл, моему Богу, - невольно успокоил я его сивый взор, в котором уже засверкали далекие холодные зарницы, – могу и сжечь, если дашь такой завет.
- А если буду посвящен? – проник своими зарницами ярл мою душу.
- Тогда – верно. Полагается червям отдать свое тело, - признал уже без утайки. – До дня воскрешения, который придет, как светлое утро.
- Что же, с червями и воскресну? – ничуть не шутя, полюбопытствовал ярл.
- Отнюдь нет, - подожгли-таки мне душу его сивые зарницы. – В день воскресения тебе дано будет тело чище самого чистого хрусталя и ослепительней золота. А червей и вовсе не будет никаких по всей вселенной, только в преисподней. Там и сгорят все черви.
Ярл подумал недолго.
- Значит, так скроюсь плотью в червях и переживу день Рагнарёк?
- Так и не страшен тебе будет день Рагнарёк! – воодушевился я.
Оказалось, не к месту.
- Славные воины с честью погибнут в день Рагнарёк, сражаясь с силами тьмы. Мне ли отлеживаться червивым навозом, потом воспрянуть крепким и звонким жуком? – тихо молвил ярл, но от его голоса покатились полукружья по Тибру от одного берега до другого. – Многие ярлы, викинги и берсерки уходят в холмы и ямы, в червей. Их воля. Я не уйду в холм. Я ныне служу Одину, а слуги Одина уходят в небо огнем и жарким дымом. Значит, готов послужить я твоему Богу в благодарность. Но не в посвящении. Ты договорись как. Ты – жрец.
Тут и обмер я. Тут я раздвоился в себе, стал как Эйнар, только не Мечом-По-Мечу, а Дурным-Лбом-По-Дурному-Лбу.
Хотел как вернее, а, вышло, что сам же отвратил ярла от Святого Крещения, теперь уж по его собственной воле и разумению. И не мог ни одним словом, ни речью одолеть броню, облекшую его ум. Нем стал, искал и ждал в нетерпении от Духа Святого слова о том, почему лучше пережить день Рагнарёк съеденным червями и воскреснуть после ради Града Небесного, нежели без конца и края пировать и буянить, рубить друг друга почем зря в его, ярла, чаемой Валхалле, а потом сгореть в пасти великого волка Фенрира и мучиться прахом и пеплом в его адских кишках вечно. Не дано мне было Духом в тот час острого, бронебойного, как ахиллово копье, слова. Почему, Господи? Не успел я, по грехам моим, услышать верное слово, как уже выступили из леса новые силы. Господи, дело языка моего исправи!
Забрезжило вроде одно слово, но только раскрыл я рот, готовясь шлифовать его языком, как ярл поднял руку: