Да и обреченному на казнь вряд ли бы предложили заранее сухой сарай с обогревом, а не сразу сырую и холодную яму.
- Исполнял я волю своего настоятеля, пославшего сей святой образ в Силоам по видению и, значит, по воле Божьей, - дерзко прибавил я для весу.
Получалось, однако, нехорошо: как будто сама земля италийская своевольно не приняла святой образ и стала спускать его по реке к морю вместе с настоятелем Силоама. Впрочем, раз святой образ был обретен у моста, значит, судьбу можно было понимать иначе… Каким способом, мне додумывать в тот час не дали.
- Что же, готов стать мучеником? – снова вступил в разговор сам граф, ибо его вопрос был чином куда выше вопросов его эконома.
Граф еще спрашивал! На что мне еще оставалось сгодиться, если сил достанет? Если уж Ты обещал, Господи, не предлагать муки более, чем выносимой. К кому мне было теперь идти за иной наградой?
Своим взором граф исследовал меня так, будто по-охотничьи следил за мухой, что ползала по моему лицу. Таковой я, однако, не чувствовал. Внезапно граф приказал эконому выйти и оставить нас наедине. Мне же велел поднять скамейку и поставить ее у своих ног.
- Говоришь, родом из Города царя Константина? Чей дом с цоколем красного гранита стоит на углу улицы Золотой Сети? – вопросил меня граф, когда я исполнил его повеление и дыхание затаил.
На Золотой Сети живут самые богатые судовладельцы и торговцы. Кто же в Городе не знал Флора Косого, хозяина дома на «кровавых камнях»?
- Все верно, - с довольным видом кивнул граф. – Крещен по никейскому обряду?
И в том не могло быть никакого сомнения!
Новый вопрос графа – о том, могу ли я крестить его самого – вверг меня в самое совершенное смущение и полнейшее недоумение. Кое-как двигая онемевшими губами и пересохшим языком, отвечал ему, что обряд Святого Крещения обычные монахи проводить не могут – только рукоположенные в иерейский сан. Однако делание Таинства возможно не только монаху, но и простому крещеному мирянину в тех исключительных обстоятельствах, когда просящий пребывает в смертельной опасности, будь то тяжкая болезнь или иная веская угроза.
- Если готов стать мучеником, не убегай, а сиди там, где сидишь ныне, - изрек граф новую загадочную фразу, от коей я уж протрезвел разом, а новые глотки вина ту здравую трезвость уже не пробивали: покуда надо было понять, куда течет мутная, непроглядная до дна речь графа.
Оказалось, граф Ротари и весь род его ходили в рабах у родового предания, будто бы основатель герцогского рода принял Крещение от того же самого епископа, который крестил и самого Константина Основателя. Епископа звали, как известно, Евсевием и был он арианином, то есть поборником арианской ереси, отказывающей Спасителю в Его божественной природе. С тех пор и повелось в роду герцогов Ангиарийских, хоть и принимать неизбежное Крещение, против чего лукавый не мог постоять, но, во-первых, от лукавых арианских епископов, которых теперь осталось, пожалуй, менее, чем слонов в разрушенном Карфагене, а во-вторых, - по написании завещания на исходе дней, дабы разом и как бы вполне дальновидно смывать все грехи именно тогда, когда на новые уже и сил нет. Кивали они при этом на самого Константина Основателя, который принял Крещение в последние дни своей жизни. В ту пору ведь и завелась поговорка: «Он еще не крещен, пусть погуляет вволю».
Вот и сам граф Ротари Третий Ангиарийский некогда провидел встречать глубокую старость, глашатая последнего ворона, Крещением по арианскому обряду, а пока ходил вольным язычником и творил, что хотел. Ныне же вдруг надумал креститься в истинную веру, хотя тоже не сразу, а напоследок. Это не было странным: обретенный у моста святой образ мог надоумить его пойти верным мостом, пусть поначалу – и долгим кружным путем к тому крепкому мосту. Странно было, однако, что граф доверился мне и начал уповать на мою помощь, а не на силу, данную Богом какому-нибудь ближайшему аббату, пусть ныне и иконоборцу, но в грядущем-то наверняка раскаявшемуся. Впрочем, тогда меня больше обеспокоило вовсе иное.
Таковой замысел графа вызвал у меня опасение, а не оставит ли он меня при себе до конца дней своих. А граф-то был достаточно молод, в полной, налитой зрелости сил. Уж не воля ли на то Твоя, Господи, помыслил я, раз и святой образ промыслительно обретен здесь же, у моста. Впрочем, ежели граф будет неплохо кормить, а поить вином не хуже того, что уже поднёс, то венец мученический будет мне нести постыдно легко. Таков был мой мысленный вердикт. И как бы подтверждение получил незамедлительно: граф своей рукой извлек из сумы святой образ и бережно водрузил его позади себя на спинку своего малого трона, почти припёртого к стене, так что с тыла его не обойти.