Выбрать главу

Значит, мы — не одни! И всё наше мнимое могущество ничего не стоит по сравнению с могуществом тех, кто за нами наблюдает из космоса и не нападает на нас лишь по причине своего великодушия. Или из жалости к нам — ничтожным и мелким. А может быть, эти существа и не из космоса, а наши же — земные, из параллельных миров… А может быть, и оттуда, и отсюда… Они ТАМ знают всё про нас, а мы ЗДЕСЬ ничего не знаем о них… И существует ли какая-нибудь сила и НАД НИМИ?.. Или они — самые высшие?

Столько вопросов! А ответов нет. Специальные инструкции запрещают советским вооружённым силам вступать в конфликт или в бой с неопознанными летающими объектами. Мало ли чем это может кончиться для нас! Но ведь так хочется узнать правду! В Корабельном же Уставе, в 134-й его статье сказано, что командир корабля в случаях, не предусмотренных уставами и приказами, сообразуясь с обстоятельствами, ПОСТУПАЕТ ПО СВОЕМУ УСМОТРЕНИЮ, соблюдая при этом ИНТЕРЕСЫ и ДОСТОИНСТВО Советского Союза. Если вдуматься, совершенно невероятная статья — коварная, смертельно опасная для исполнителя. Но Рымницкий, исходя из этой статьи, бесстрашно рассудил так: в целях соблюдения интересов и достоинства нашей страны и нашей планеты надо всё-таки понаблюдать за ними. Очень уж интересно. И очень уж недостойно — сбегать!

Та атомная подводная лодка, на которой был тогда Рымницкий, принадлежала к классу особо быстрых. Три часа подводного хода со скоростью сорок узлов — это по меркам двадцатого века нечто немыслимое. Блеск! Торжество человеческой мысли!

И вот через эти три часа наша субмарина поднимается на поверхность, пройдя за это время с помощью своих сверхмощных двигателей уже порядочное расстояние.

Тишина. Огромное звёздное небо над огромным океаном. И созданный руками людей металлический корабль. Рымницкий и его помощники всматриваются в небо, всматриваются в горизонт, всматриваются в бездонные воды. Всё тихо, всё величественно — как обычно. Словно бы то, предыдущее, было сном, галлюцинацией. «Ну вот, и давно бы так, — подумал Рымницкий и даже испытал что-то вроде разочарования или сомнения: — а то, может, ничего и не было? Померещилось? Коллективное помешательство?»

И вдруг снова — НЕОПОЗНАННОЕ явилось! ОНИ вычислили нас! ОНИ снова будут забавляться нашим страхом! Тревога! Какие уж там к чёрту интересы и достоинство! Погружаемся!

И погрузились.

И уж на этот-то раз — очень и очень надолго. И схоронили себя в океанских водах так, чтоб никакой инопланетный пришелец, чтоб никакой выходец из параллельного мира уж на этот-то раз точно не мог нас засечь.

Глубина — на пределе последних технических достижений! Скорость — на пределе! Боеготовность — выше всяких пределов! Маневрируем кораблём так, чтоб у НИХ аж ум за разум зашёл в попытках докопаться до нашего истинного маршрута! В попытках постичь наш разум!!!

И так-таки и ушли и больше никогда не соприкасались с подобным явлением. Затем Рымницкий писал объяснительные и докладные записки. Специалисты по таким делам изучали их, беседовали с теми членами экипажа, кто всё это видел собственными глазами или фиксировал приборами. Но так потом никто и не дал вразумительного ответа на естественный вопрос: что же это было?

А Рымницкий для себя тогда сделал один вывод: мы в этом мире не одни. И кто-то время от времени или постоянно наблюдает за нами.

Вот и сейчас — подводная лодка идёт себе тайком и идёт, а её командира нет-нет, а пощипывает странное ощущение, почти уверенность, что он здесь со своим кораблём не один, что за ним кто-то наблюдает и наблюдает. И кто он — этот кто-то? Друг или враг? И о чём он думает? И почему не вступает в контакт с теми, на кого смотрит? Не хочет, не может, не смеет?

Глава десятая

Люди — большие и маленькие

Всё на земле изменяется, всё скоротечно; всего же, Что ни цветёт, ни живёт на земле, человек скоротечней; Он о возможной в грядущем беде не помыслит, покуда Счастием боги лелеют его и стоит на ногах он…
Гомер. «Одиссея», песнь восемнадцатая

Однако жизнь в недрах этой субмарины шла своим чередом: люди стояли на своих постах, и каждый делал своё дело; каждый был жёстко закреплён за каким-то куском или кусочком подводной лодки, отвечал за него и работал в одном ритме с этим неживым механизмом. И то, что получалось в итоге, было вроде бы и живым, и мыслящим.