И почти как на смерть их и снаряжали — мичманов-торпедистов Мерзлякова и Лесничего. Вполне допускалась возможность, что они окажутся не живыми вестниками случившейся беды, а просто упаковкой для тех записок, которые им положат под тёплые водолазные фески.
Записки были написаны, и их положили под эти самые фески, которые Мерзляков и Лесничий надели себе на свои головы.
Потом было тёплое водолазное бельё из шерсти самых драгоценных сортов (многое из этого прекрасного белья было уже давно разворовано, но оставались ещё и целые комплекты), и ИСП-60 — индивидуальные средства подводника (попросту — водолазные комбинезоны), и ИДА-59 (индивидуально-дыхательные аппараты — два баллончика на груди: в левом кислород, а в правом — азотно-гелиево-кислородная смесь), и плюс ещё специальный дыхательный мешок на шее.
Необыкновенную шерсть разворовали — это понятно. Но и обыкновенный кислород тоже был не во всех баллонах. Его тоже потихоньку разворовывали. Дело в том, что моряки (офицеры, мичманы, матросы), явившиеся с берега на корабль, бывали иногда под хмельком. Или просто не в себе после вчерашнего. Стоило же только приложиться к кислороду, как в голове наступала хорошая, приятная свежесть. Это средство знали и использовали все. Кислородные же баллоны проверялись нерегулярно. К примеру, в ЭТОТ раз, перед ЭТИМ отплытием, их и вовсе не проверяли. Забыли. Поэтому обеспечить двух выходящих на поверхность людей нормальными баллонами — тоже было делом нелёгким.
Ставших неуклюжими и тяжёлыми, обоих мичманов подвели к торпедным аппаратам, а точнее — к их крышкам, на которых зияли КРАСНЫЕ КРЕМЛЁВСКИЕ ЗВЁЗДЫ.
Этим двоим, идущим то ли на смерть, то ли на благополучное всплытие, полагалась правая верхняя звезда.
Им помогли влезть — подсадили и подтолкнули сначала одного, потом — другого.
Работая локтями, Мерзляков и Лесничий поползли вглубь трубы.
Залегли, выставив локти вперёд. Дождались условного стука по трубе, означавшего вопрос: «Всё ли в порядке и можно ли закрывать крышку?» Ответили условным стуком специального металлического кольца: можно! можно!
Ответили чётко по правилам: сначала один, потом второй.
Люди, стоявшие снаружи, услышав нужные ДВА ответа, с лязгом захлопнули крышку с красною звездою.
Новый условный стук снаружи: «Можно ли пускать воду в трубу?»
По очереди — условные стуки металлического кольца по внутренностям трубы: можно! можно!
Люди, стоявшие снаружи, услышав нужные ДВА ответа, запустили воду в эту трубу. Причём — воду не забортную, а из цистерны.
Третий и последний условный стук: «Можно ли открывать переднюю крышку торпедного аппарата?»
И — ДВА ответа: можно! можно!
Передняя крышка разверзлась, но светлее от этого не стало. Забортная вода смешалась с водою в трубе торпедного аппарата. Оба моряка почувствовали, как давление мощно и беспощадно сжало их со всех сторон. Чувство совсем не из числа приятных.
Поползли вперёд. После откинутой наружу крышки торпедного аппарата впереди ещё была открытая внутрь крышка в лёгком корпусе. Откинутые друг другу навстречу крышки — не соприкасались. Между ними было ещё пространство где-то в полметра длиною. И заполнялось оно чем-то вроде подставки, державшейся на чём-то снизу. Получалось так, что для выползающего человека путь из трубы в открытый океан пролегал по двум откинутым крышкам и подставке между ними. Торпеде-то всё равно как вылетать из трубы; подставка эта ей совсем не нужна, и куда крышки откидываются — вниз, вверх или вбок — ей тоже безразлично; а вот для человека важно не затеряться в пространстве между прочным корпусом и корпусом лёгким. Для того-то крышки и откидываются вниз и служат ему вместе с подставкой мостиком. Если дело происходит на свету, то попасть в это пространство совсем не страшно: попал — выплывай. А если в кромешной тьме, вот как сейчас: попал и ищи наощупь, где там эта дырка, за которою начинается океан! А если заблудишься или запутаешься?.. Словом, всё было наперёд предусмотрено. Любовь к Человеку. Забота о Человеке.
Первым из трубы выбрался Мерзляков. Вторым — Лесничий.
С этого момента численность людей на борту подводной лодки «ДЕРЖАВА» равнялась цифре «сто восемнадцать» — считая и живых, и мёртвых.