Леонид ДАЙНЕКА
ЖЕЛЕЗНЫЕ ЖЕЛУДИ
Роман
- Хто пасадзіў вас, дубы Панямоння?
- Пярун i Пяркунас.
Неизвестный белорусский поэт XVI века.
Часть первая
I
В знойный июньский день притащился из-за Немана калека: без левой руки и правой ноги. Вместо них из-под ветхого запыленного рядна торчали красные коротышки-культи. Черные и синие мухи роем вились над ним, садились на непокрытую потную голову, даже на брови и веки, словно человек был уже мертв.
Перед ним отворились ворота новогородокского замка, и он обессиленно упал, ткнулся лицом в раскаленную землю, заплакал. Дубовая кривулина, служившая ему опирищем, выпала из разжавшейся руки. Мухи с жадностью облепили ее - их привлек смешанный с кровью человеческий пот.
Что пришел он "из-за Немана", калека сказал еще сам, а потом надолго умолк. В пору было подивиться: в его-то годах да с такими увечьями на полатях бы валяться, а не мерить версты трудного пути.
Горожане, взволнованно переговариваясь, обступили пришлого, ждали, когда он отдышится и можно будет начать расспросы. Кто-то догадался принести ковшик холодной воды. Калека, не вставая, долго пил, сопровождая каждый глоток глухими щелчками в горле.
- Ты кто? - не выдержал, присел подле него на корточки новогородокский медник Бачила.
- Человек, - через силу выдавил из себя калека.
- Вижу, что человек, - обозлился медник. - Но кто это тебя обкорнал, как березу при дороге?
Бачила в угоду своему любопытству не останавливался ни перед чем, мог ляпнуть такое - хоть стой, хоть падай. Он так и пронизывал калеку зелеными, как молодая трава, глазами.
- Так кто же ты? - наседал. - Говори!
- Язык у тебя без костей, - одернула его овдовевшая минувшим летом Марфа - мужа ее убили тевтоны.
Медник ожег ее взглядом, как шилом пырнул, хотел полоснуть гневным словом, но в толпе прошуршало:
- Далибор... Далибор идет...
Княжича Далибора побаивались. В свои восемнадцать солнцеворотов он был по-мужски кряжист, хмур лицом, неулыбчив. Черные волосы густою гривой ниспадали на темную от загара шею. Далибор властным взглядом как бы раздвинул перед собою толпу, встал над пришлым руки в боки, спросил:
- Откуда ты и что тебе нужно в Новогородке?
В манере у него было говорить "по-княжески": Новоградок называл Новогородком.
Калека вздрогнул, изогнувшись всем туловищем, неловко сел. Хотел, видно, встать перед княжичем, да не смог, не нашел в себе сил, заговорил снизу вверх:
- Как вода к воде, так и кровь к крови дорогу найдет.
- Если я тебя правильно понял, ты наш, здешний? - строго свел черные брови Далибор.
- Сосунком купала меня мать в Немане, она же и имя дала - Волосач. А что до руки и ноги, то их меня лишили немчины, - поспешно ответил калека. Он смотрел то на Далибора, то на людей, безмолвно внимавших их с княжичем разговору, и в глубине его глаз плескался страх. Как будто ждал убогий, что вот сейчас, сию минуту произойдет что-то страшное, непоправимое. И правда, вдова Марфа (а она годами была старше всех собравшихся) вдруг ойкнула, прикрыла глаза обветренной ладошкой.
- Так это же вещун с Темной горы, - проговорила в испуге и растерянности. - Когда я еще зеленой девчонкой была, он на Темной горе сидел, священный огонь кормил. Отец князя Изяслава, князь Василька, прогнал его за Неман, в пущу. И его старцев - хранителей огня - прогнал. Двенадцать старцев жили на горе. Правда же, ты - вещун?
При этих словах вдовы Волосач с облегчением вздохнул, словно свалил с плеч и души камень-жернов. По лицу пробежала улыбка.
- Узнала! Да, я и есть тот самый вещун, - сказал Волосач и чуть ли не с торжеством взглянул на Далибора. - Твой дед разрушил наше капище. Зверь-зверем был твой дед. А теперь, княжич, вели принести мне горбушку хлеба и воды. Человек жив дотоле, пока есть хочет.
Он рассмеялся. И уже ни капельки страха не было в его глазах.
- Ты... - прямо задохнулся от гнева Далибор и занес, как для удара, кулак. - Комар болотный! Червь подземный! Как смеешь моего деда, новогородокского князя, своим грязным языком чернить?
- Вели же, княжич, отрубить мне оставшиеся руку и ногу, - спокойно сказал Волосач, - либо пусть принесут хлеба.
Далибор не нашелся, что ответить, густо покраснел, повернулся и быстро зашагал прочь. Бачила-медник, в любопытстве тянувший голову у княжича из-за спины, не успел отпрянуть и схлопотал оплеуху. Медник тер ухо, а Далибор, прибавляя шагу, слышал, как пришлый вещун говорил новогородокцам: