- Хватит, - сказал Изяслав, и Некрас тотчас умолк. Далибор словно окаменел от услышанного. Холодящий ужас сжимал его сердце. Сколько поколений ушло во мрак, а он, Далибор, который еще ни сечи доброй не видел, ни женщины не приласкал, хочет постигнуть непостижимое, хочет что-то понять в кратковременной земной жизни. Зачем отец велел Некрасу читать этого Сирина? С недоумением смотрел княжич на отца и видел суровое лицо, строгие прищуренные глаза, которые - он только сейчас отметил это - почти никогда не улыбаются. Темные, да-да, не знающие улыбки отцовские глаза помнятся с зеленых мальчишечьих лет. Какое-то бесконечное ожидание и какая-то сосредоточенность в них.
- Вот что такое жизнь, сыны, - молвил Изяслав. И сразу о другом: - А ты, Далибор, начинай собираться в путь. Через три дня к Миндовгу поедешь.
Тот послушно кивнул.
Ночью в небе над Новогородком тяжело громыхало, а потом обложной ливень обрушился на землю. Далибора разбудила молния - желтым тревожным светом брызнула вузкое окно опочивальни. Он резко сел, протер кулаками глаза. Показалось: кто-то зажег свечу перед самым лицом. А что за шум? За окном, за стеной шипела, захлебывалась, булькала, клекотала вода. Княжич поднялся с волчьих шкур, на которых вопреки материнскому запрету любил спать, подошел к окну, припал лбом к холодному стеклу, исхлестанному плетями дождя. Небо в желтом свете молний казалось аспидно-черным. Удары грома были настолько гулки, настолько раскатисты, что звенело в ушах. Когда молнии разливались вширь, княжич на миг успевал увидеть то истекающие водой, раскосмаченные ветром ветви березы, то крытую щепой крышу малой гридницы, где жили дворовые, то тусклый блеск камней недостроенной башни. Все это ярко, с поразительной четкостью выступало из мрака, потом опять исчезало, словно смывалось, стиралось черной рукою грозовой ночи. И тогда Далибор с облегчением думал, что летучий небесный огонь не сможет пожрать княжий терем и другие строения детинца, ибо он бессилен перед охранными знаками - кругами с перекрестием стрел - на щипцах и на крышах, на дверях и на окнах людского жилья. Как бы ни гневались Илья-пророк и Перун, они, эти священные знаки, отведут беду от Новогородка и огненное копье молнии вопьется в земную твердь где-нибудь в пуще или в болоте.
Княжич хотел было снова лечь, как вдруг в глаза ему бросилось нечто такое, отчего перехватило дыхание. Взмахнула крылом молния, осветилось черное, цвета сажи, небо, и во дворе детинца Далибор - как только он удержался, чтобы не вскрикнуть?! - увидел своего отца, князя Изяслава. В беснующейся ночи тот стоял с непокрытой головой, в расстегнутом корзне и держал в поводу коня, с которого слезал незнакомец в длинном плаще с капюшоном. Отец даже плечо подставил, незнакомец, видимо, обессиленный долгой дорогой, оперся на него, прежде чем покинуть седло и соскочить в грязь. Только это и удалось разглядеть Далибору, ибо в следующий миг все поглотила черная бездна ночи. Когда же снова полыхнула молния, уже нигде никого не было. Лишь жирно блестела грязь да хлестал по лужам густой, с шипением дождь. Но ошибиться Далибор не мог - считанные секунды назад он видел в углу ночного двора своего отца. Кого встречал отец? Почему ночью, а не при свете дня? Случайность это или заране было условлено, что человек прибудет в Новогородок тайком, избегая чужих глаз? Неужели отец, князь, чей род восходит к Глебовичам и Рогволодовичам и которого льстецы все чаще величают великим князем, - неужели он кого-то боится в своем детинце, в своем городе, боится настолько, что вынужден встречать гостя скрытно. Как тать нощной?
Далибор медленно отступил от окна, сел на свое ложе и обхватил голову руками. Тоска, внезапная и острая, вонзила когти в сердце, хоть ты криком кричи. Княжич знал, что не уснет уже до восхода солнца.
ІІІ
Утром Далибор, вспомнив обещание Волосача поведать ему нечто важное, собрался съездить к нему на Темную гору. Но перед этим осмотрел весь двор, побывал на конюшне, потоптался вблизи отцовой светелки - никаких следов ночного незнакомца или хотя бы его коня. Можно было подумать, что все это ему приснилось: осиянный сполохами молний и заливаемый дождем двор, отец с таинственным незнакомцем. Старший княжич пытался осторожно расспросить у брата: может, тот что-нибудь видел. Но Некрас без притворства удивился: "А что, разве ночью гроза была?"