Белобородый старец слышал эти возгласы, усмехался, говорил как бы самому себе:
- Богу труд угоден, вот я и стараюсь. Однако знайте, люди: едва грядущей весной жито молодой колос выбросит, помру. Тело уже не хочет носить душу.
- Бессмертный Кондрат! - словно переча ему, выдохнули десятки грудей.
Растроганный старец трижды низко поклонился людям. Лукерья целовала его руки, в глазах у нее стояли слезы.
Вдруг из толпы выскользнул темноволосый юркий мальчонка, потупленно замер рядом с Лукерьей.
- Гришка, где ты был? - обрадовался Кондрат.
- За Неман ходил, к своим. Соскучился, - виновато сказал мальчонка и, словно уже получил прощение, добавил: - Не помирай, дед Кондрат. Я тебе снова помогать стану, учиться у тебя...
- Ладно, Гришка, ладно... Время покажет, - взволнованно проговорил старец, и в синих глазах его зажглось по солнышку. - Вместе будем ковать железные желуди.
Он взял Гришку за руку, прижал к себе. Так и стояли они, старый и малый, а народ все не унимался:
- Бессмертный Кондрат! Бессмертный Кондрат!
В этой череде событий разве что мельком кто-нибудь вспомнил о судьбе княжеских слуг, трупы которых спустили под лед на Немане. Случись такое в присутствии самого кнчзя, рекой полилась бы кровь, полетели бы с плеч головы. Но Войшелка в Новогородке не было. Тремя днями ранее, сменив свое обычное убранство на грубый дорожный плащ, он с горсткой верных людей выехал в Полонинский монастырь к святому отцу Григорию. В пути вчерашнего князя перенял Глеб Волковыйский. В походном шатре с глазу на глаз проговорили с вечерних сумерек до рассвета. Они давно были побратимами, еще с той далекой зимней ночи, когда поклялись во взаимной дружбе и верности и скрепили клятву неманской водою. А какие тайны между побратимами?
- Что тебе взбрело, князь? - взволнованно начал Далибор. - Монахом решил заделаться! Но зачем, зачем?
- Ради спасених нашей державы, - очень серьезно ответил Войшелк. - И ты, как истинный сын русинской земли, поможешь мне. Ты же твердо веришь, что только вместе, сообща Новогородокская земля и Литва смогут выжить?
- Твердо.
- Я так и думал. Спасибо тебе, князь, - Войшелк положил руку Далибору на плечо. - Но для того, чтобы наша держава жила и крепла, над нею и ее сынами должен воссиять единый бог. Союз языческой Литвы и православного Новогородка может, увы, дать трещину. Я рассчитываю найти в Полонинском и Афонском монастырях мудрых и грамотных монахов, привезти их и наш край и на Немане, между Новогородокской землей и Литвою, вознести святую обитель. Из нее пойдет по всей державе свет христианской веры, ибо там станут денно и нощно трудиться радетели о человеческой душе и летописцы.
- Летописцы? - загорелся Далибор.
- Именно! Нельзя народу жить без своих летописцев. Это - как весна без птичьих несен и ручьев,
Помолчали. Хлопал гонким полотном шатра ветер.
- Трудные времена ждут нас, - вздохнул наконец Далибор. - Купцы с юга приносят нести: Бурундай собирает бесчисленные рати, чтобы ударить по Литве и Новогородку. Татар в степях, что саранчи.
- Вот потому-то я и ищу союза с галицкими и волынскими князьями, потому и отдаю новогородокский стол Роману Даниловичу, - с горечью сказал Войшелк. - Народ кричит, будто я тронулся. Иной раз (поверь мне, князь) лучше тронуться, чем оставаться в норме. Но, как ты видишь, я в своем уме. Ради нашей державы, одной ее хлопочу и страдаю. Сегодня нам надо вывести из игры галичан, улестить их, обратить в своих союзников против татар, чтобы завтра снова крепко встать на ноги. Вот почему сестра моя любимая Ромуне поехала женой к Шварну Даниловичу в Холм.
- Как она там? - невольно вырвалось у Далибора.
Войшелк пристально посмотрел на него, уронил:
- Плачет.
Далибор скрипнул зубами, вскочил на ноги, выпалил почти с ненавистью:
- И это называется брат! Плачет сестра, тоскует, как птаха в клетке, а ты... ты торгуешь ею!
Ни одна жилка не дрогнула у Войшелка на лице. Разве что чуть-чуть потемнели глаза.
- Женские слезы быстро просыхают, - спокойно ответил он. - Кабы не так, нигде не осталось бы ни островка суши - захлебнулась бы земная твердь в женских слезах. И еще заметь, князь Далибор: тут плачет не просто женщина, тут плачет княгиня. - И еще раз повторил: - Княгиня. Тебе ли говорить, что крест власти ох как нелегок. Поверь, Ромуне поехала к Шварну по своей воле, хотя и в слезах. Она отлично понимала, какие цели преследовал этот брак. - Он испытующе глянул на Далибора, пытавшегося что-то возразить, и закончил: - Неужели и ты хочешь примкнуть к моим врагам? У меня их и без того три короба. Прошу тебя, князь Далибор: оставайся мне другом и единомышленником, как прежде. Без тебя мне будет очень тяжко и горестно.