Островок земли, на котором обосновался Миндовг, со всех сторон окружали сильные, воинственные соседи: Полоцек, Менск, Новогородок, Нальшанская земля, которой правил Довмонт. Это было первое, самое тесное кольцо. Но кунигас Руты наметанным глазом воителя и дипломата видел и второе - более просторное, но не менее жесткое. На юге, за Пинскими болотами, - Галицко-Волынское княжество, земли которого объединил под своею державной рукой Даниил Галицкий. На западе, за Жемайтией, где в своих городах сидели в немалом числе кунигасы и кунигасики, стоял железной ногою Тевтонский орден. Не посчастливилось пруссам, этим "голубоглазым людям с румянцем на щеках и длинными волосами", как писал о них Адам Бременский. Наблюдательный немецкий хронист отмечал, что пруссы весьма доброжелательны, охотно помогают тем, кто терпит бедствие на море либо подвергается нападению пиратов. Они едят конину, кобылье же молоко и кровь употребляют в виде хмельного напитка. Серебру и золоту пруссы не знают цены. Вовсе не ценят великолепные меха, коими обладают в избытке, - с легкостью обменивают их на одежду из шерсти. Не повезло же пруссам в том, что к ним присоединился Тевтонский орден и, как рысь впивается и шею лосю, впился в прусские земли. Между ними идет нескончаемая война. Если пруссы не выстоят, Орден выйдет на Неман, и Криво-Кривейта лицом к лицу столкнется с латинским Христом. Уже столкнулся, ибо оставил священный дуб в Ромове и подался в жемайтийские прущи искать взамен другой.
С далекого юга слышится дыхание Золотой Орды. Степняки сломали хребет Киеву, содрали золоченые крыши и купола с русских церквей. В любой миг неудержимым беснующимся валом их тумены могут ринуться с Днепра на Неман. Есть такая ужасная смерть, такое наказание: человека расплющивают двумя толстыми дубовыми досками. У Миндовга не проходило ощущение, что он сам, его семья, его народ подвешены меж неумолимыми досками Ордена и Орды. Остановить их, сломать убийственный механизм можно только одним способом: собрав большую объединенную силу. Но откуда взяться этой силе, ежели в маленькой Литве, в этом красном Миндовговом яблочке, завелись ненасытные злые черви? Они точат яблоко, сердце Миндовгово точат, Давспрунк с Товтивилом и Эдивидом, Выконт, Рушковичи, Белевичи... Правда, Рушковичи уже не в счет, с ними Миндовг расправился, хотя и ездили когда-то вместе в Галич на переговоры с русскими князьями. Расправился с присущей ему жестокостью. Велел у каждого из мужчин их дома вырезать из живого тела по куску мяса. Вырезали, поджарили, и тогда последовал приказ: брату есть мясо брата. В страхе перед новыми, еще более жуткими мучениями братья не посмели отказаться и, как каннибалы, были забиты мачугами. Только богам и кунигасам дано высоким небом право даровать людям жизнь или смерть. Это Миндовг знал твердо, к этому был приучен сызмалу. Не выпадало оставаться добреньким, как дитя в колыбельке. Жизнь научила оглядке и жестокости. Выживал под солнцем сильнейший или тот, кто умел быстро-быстро бегать, не оставляя следов. Бегать - это не значило спасаться бегством, это был вопрос тактики. О трусах Миндовг думал с брезгливостью. Он любил сильных духом людей. Эти люди подобны огню, сокрушающему все живое на своем пути. Он сам хотел сделаться и сделался человеком-огнем, которого боятся враги и слушаются друзья. Жестокость была разлита в природе. Молния безжалостно расщепляла дубы. Волк резал овцу. Снег валил на теплые весенние цветы. Рысь - тигр здешних лесов - отнимала жизнь у косуль и лосих. Трехлетнему Миндовгову брату Монтвиле петух, привезенный от индусов, выклевал зрачок в глазу - решил, что это блестящий камешек. Нельзя было раскисать, как сыроежка под дождем, ждать, пока кто-то придет и прикончит тебя самого и всех твоих близких. Миндовг не однажды посылал в дар своим воинственным соседям медоносную борть. В Литве, когда ищут дружбы, всегда дарят пчел. Возможно, потому, что пчела трудолюбива, богата и никогда не даст себя в обиду. Соседи от пчел не отказывались, но все равно плели сети заговоров, вредили на каждом шагу. Как-то Миндовг послал к Товтивилу своего лучшего воеводу, человека исполинской силы Гедруса. Товтивил с Эдивидом щедро потчевали воеводу медом и жареной дичью, а потом кто-то из Товтивиловой охраны (даже имя его неизвестно) обнял захмелевшего Гедруса, спросил: "Где у тебя сердце?" - "Тут", - похлопал доверчивый великан себя по груди. И негодяй по самую рукоятку всадил длинный нож точнехонько в указанное место. Нелепая смерть воеводы потрясла Миндовга. "Сам себя проспал", - были первые слова кунигаса, когда он услыхал, что Гедруса нет в живых. И опять пламя войны покатилось по Литве. Искры же от нее долетали до Деволтвы, Дайнавы, Нальши, осыпали землю Зеленых Дубов и Черных Ужей. Миндовг начал лихорадочно укреплять Руту и свои многочисленные лесные городки-
пилькальнисы, ибо уже разбежались по всем тропам вражеские людорезы и людоловы. До недавних пор свои укрепления литвины строили из дерева, песка и камня, но камни валили просто кучей, не зная, как скреплять их, связывать воедино. Новогородок открыл им секрет известкового раствора, цемянки. Товтивил с Эдивидом, обжегшись у таких стен, принялись жечь окрестные веси, хватать в полон Миндовговых койминцев. Рутский кунигас отвечал тем же и бессонными ночами думал, сгорая от гнева: "Погодите, скоро так ударю - черные искры посыплются из глаз!" Вот почему с такой радостью встретил он дружину, пришедшую из Новогородка. Теперь удача и власть не выскользнут у него из рук: крепкое плечо подставлял ему князь Изяслав.