“Нелегко тебе”, - думал Далибор, наблюдая за Миндовгом. Сложным было отношение новогородокского княжича к рутскому кунигасу. Восхищался, уважал безмерно за отчаянную смелость и неудержимость, за железную решимость и волю. Видел, как все в окружении кунигаса боятся его. Это был почти животный страх. О таком страхе хорошо писали иудейские мудрецы: “Приближаясь к властелину, падай на лик свой”. Все больше убеждаясь, что Миндовг не может быть его отцом, Далибор тем не менее чувствовал некую зависимость от него. И не только свою зависимость, но и всей Новогородокской земли, Этот железный человек, подвернись ему случай, не преминет схватить за глотку Новогородок, и поди знай, кто выйдет победителем - Изяслав или Миндовг.
А между тем война длилась. Далибор с воеводой Хвалом уже несколько раз плечо в плечо с Миндовгом и Войшелком рубились в лютых сечах, отбрасывали от Руты врага. Многих перебили, разогнали по лесам. Миндовг был неутомим в разных хитрых придумках. Как-то раз, проведав, что в пуще за рекою Рутой скопилось много людей Товтивила, обложил, окружил их со всех сторон, а перед тем, как вступить в битву, выпустил из ульев голодных пчел: не зря несколько дней кряду затыкали в ульях летки. Разъяренные пчелы, целые тучи пчел, целые гудящие медно-серые полчища устремились на пришельцев. Тщетно Товтивил размахивал мечом, гнал своих в сечу. Сломя голову разбегалось кто куда его воинство. Многие сдались в плен. Когда же, окрыленные победой, Миндовговы дружины возвращались в город, небо послало им навстречу небольшенький обозик: десять-пятнадцать подвод, груженных солью, изделиями из железа, волошским (читай - италийским) вином, продирались, скрипели в лесной глухомани.
- Почему Руту стороной обходите? - грозно спросил Миндовг.
Купцы, а это были два брата со своим седобородым отцом, испуганно таращились на кунигаса.
- Говори! - схватил Миндовг за бороду старика. Тот бухнулся сухими коленками на жесткие сосновые корни, выпиравшие из земли, хлипнул подозрительно сизым носом:
- Руту? Не слыхали про такую.
- Про Руту не слыхали?! - Миндовг отшатнулся от старика, как от пришельца с того света. Он был уверен, что его город, его славную Руту, знают все и повсюду, как знают Рим и Бремен, а этот седой слизняк несет какую-то чушь. Кунигас топнул ногой: - Кто вы и куда идете?
- Мы из Жемайтии. Идем с товаром в Менскую землю, - часто моргая красными веками, ответил купец. И все прятал, отводил в сторону взгляд.
- Врет, - уверенно определил Войшелк. - К Товтивилу с Эдивидом идут. Заехать ему промеж глаз - как пить дать сменит песню.
Литовский княжич жилистой загорелой рукой внезапно рванул старика за ворот. Затрещала, расползлась по живому белая, в темным разводах пота рубаха, и все увидели на заросшей колючим волосом груди латинский крест.
- В Риге крещение принимал? - недобро щурясь, спросил Миндовг.
- В Риге, - упавшим голосом ответил купец. - Но я жемайтиец. И они, сыны мои, - показал рукой на своих молодых спутников, - тоже жемайтийцы, одного с вами роду-племени. Смилуйся над ними, великий кунигас.
- И сыны, знамо дело, латинскому богу молятся, - словно не слыша его, с угрозой выдохнул Миндовг. Обесцвеченные старостью глаза купца, донелься усталые и опустошенные, в густом переплетении красных жилок, уже вызывали у него брезгливость. Он ступил шаг к молодым купчикам: - Как вас звать?
Те молчали. За спиной у Миндовга осиновым листом шелестело прерывистое дыхание их отца.
- Немые, что ли? - выкрикнул Войшелк.
И тут старый купец снова грохнулся на колени, принялся объяснять:
- Не знают они по-нашему. В Риге с малых лет жили. При мне, при моем торговом деле. Там, в Риге, все по-немецки. Не доводилось родным словом обогреть душу. Отпусти нас, великий Миндовг.
Старик плакал, развозил по щекам слезы мягкими мертвенно-белыми руками. Сыновья, понурясь, молчали.
- Не понимают по-нашему? - дивился Миндовг. - Нашей кости люди и - не понимают? Чем же ты кормил их, пес шелудивый? - Он в гневе осмотрелся, увидел вблизи тропки куст лозы, с хрустом выломал длинную розгу, потряс ею у молодых купцов под носом: - Что это? Как называется? Не знаете? - Через плечо приказал Войшелку: - Выпрягайте лошадей из трех купцовых бричек, спускайте папаше и сынкам порты, вяжите всю троицу к оглоблям. Буду учить их языку, на котором наш народ с Пяркунасом говорит.