Беспрестанные ухищрения в поисках пищи развили и отточили его мозг, он стал считать себя самым умным не только среди сородичей, но и людей. Хотя с людьми, конечно, тягаться было трудно. Давно-предавно (Жернас помнил те времена памятью предков) они начали поклоняться дубу, стали огораживать и охранять священные дубравы-алки. "Еще бы не объявить священным дерево с такими вкусными, прямо божественными плодами", - соглашался с ними Жернас, обегая городьбу вокруг, пытаясь подрыться под нее или сделать в ней пролом, Но всюду его встречали загодя, били кольями по рылу, метали в него камни, копья. Обломок копья он и поныне носит в левом боку.
Всего досаднее и невыносимее было то, что в дикой пуще тоже встречались дубы, и не так уж редко, но он, Жернас, во что бы то ни стало хотел вволю наесться желудей именно в священной дубраве, со священных деревьев. Он спал, отмокая всею тушей в трясине, и во сне сами катились ему в пасть желуди из недоступной алки, такие хрустящие, крупные, сладкие. Он аж давился ими, аж за ушами трещало, а когда просыпался, когда приходило сознание, что во рту у него пусто и желудок тоже пуст, принимался плаксиво повизгивать, крушить безжалостным рылом ольшаник. Ходуном ходило все болото.
Однажды он проломил все же городьбу и ворвался, влетел в алку. Но опять встретили его люди с дубинами, кольями, копьями. Посыпались удары. Он упал, обливаясь кровью. Его хотели уже прикончить, топор уже был занесен над ним, как вдруг некий малорослый человечек, которого называли Козлейкой, властным окриком остановил всех, без малейшей робости взял его, Жернаса, за ухо, потом легкими пальцами стал почесывать за этим самым ухом. Так они встретились, Жернас и Козлейка. Можно только удивляться, как быстро нашли общий язык дикий кабан с человеком. Кабан хотел потешить свою утробу, отведать такого, что не у каждого бывает на зубах, изысканного. Человек же всегда мечтал о власти, причем тоже особой, изысканной. Мелкий душою, как и ростом, он хотел возвыситься надо всеми, светить всем, но при этом быть для людей не солнцем, а ночным холодным месяцем. Только всегда быть на виду, только висеть у людей над головами! Сошлись на том, что человек научил кабана добывать требуемую пищу, а тот согласился по-своему служить ему.
Далибор с сочувствием и даже с какою-то нежностью смотрел на Жернаса. Хотелось крикнуть, замахать руками, подать лесному красавцу знак, что он в опасности.
Жернас поднял голову, фыркнул, стегнул закорючкой-хвостиком себя по ляжке, как бы подгоняя, и уверенно двинулся вперед, к открытому входу в стенку-ловушку. "Крышка тебе", - подумал Далибор.
Жернас шел решительно, величаво. В розовом солнечном свете он был несказанно красив, словно выкованный из меди или даже червонного золота.
И тут Далибор увидел такое, что заставило его податься вперед и протереть кулаками глаза. Из-за взлобка, из лощины, скрывавшейся за ним, в звенящей тишине вдруг показалось, вылилось огромное стадо диких свиней и, как на привязи, потянулось вслед за Жернасом. Их было сотни две, если не больше: громадные и совсем маленькие, самцы и самки, толстые и худые. Шли зеленовато-серые и бурые, в цвета грязи: перед тем как пуститься в этот путь, отлеживались в болоте. Взгляды всех были околдованно прикованы к Жернасу - красавцу и великану, их признанному, как понял Далибор, вожаку.
Безмолвная живая река с обеих сторон обтекала взлобок и снова сливалась. Она ближе, ближе... Уже можно было услышать дыхание этой массы, приглушенный травяным ковром топот копыт. Жернас, как и подобает самому сильному и самому мудрому, бодро ступал впереди, свив хвостик баранкой. Этот веселый, подвижный хвостик был знаком, сигналом для тех, кто следовал за вожаком: "Все хорошо, все спокойно.,. Скоро будем там, где ждет вас много отличной еды".
Охотники в засаде затаили дыхание, а иные даже втянули головы и зажали руками рты и носы. Каждый в мыслях умолял Пяркунаса, чтобы не наслал в такую ответственную минуту кашель или потребность чихнуть. Один-единственный звук - и после охоты ты можешь угодить не за пиршественный стол, а к Козлейке в пыточную, где все происходит просто: причинил ущерб кунигасу рукой - отдавай руку, навредил носом, чихнул, - отдавай нос.
Жернас безбоязненно вошел в ловушку и, не задерживаясь, подался в самый дальний ее угол. Разномастная болотная рать ввалилась следом за вожаком. Тишина враз сменилась визгом, хрюканьем, чавканьем. Все спешили урвать, напихать в свои утробы как можно больше еды - рассыпанных внутри сруба желудей. Тут и там сосед хватал соседа зубами, полагая, что тот опередил его, стащил лакомство у него из-под носа. Козлейка выждал, когда последний кабан войдет в ловушку, и махнул рукой. Заждавшиеся егеря и лесники с грохотом опустили слеги-засовы. Началось то, что скорее всего можно назвать бойней.