- Приполз помирать, - сочувственно проговорил Изяслав и, сняв шапку, дал малость остыть липкой от пота голове.
Все они - князь Изяслав с сыновьями, воевода Хвал, купцы и золотари - двинулись туда, где на самом солнцепеке сидел Волосач.
- Князь идет, - испуганно шепнул вещуну медник Бачила. - Покрутишься ты сейчас у него, как береста на огне.
Но тот и бровью не повел. Сидел, скреб пятерней грудь, Видно, столько грозных и больших людей повидал на своем веку, что со временем отвык их бояться.
Горожане отхлынули от Волосача, освободили проход князю.
- Ты ли это? - спросил Изяслав.
- Я, княже. Тот самый, кого твой папаша князь Василь, когда ты еще поперек лавки лежал, прогнал из Новогородокской земли.
- Чего же ты хочешь? С чем пришел?
- Хочу закончить свои дни на родине.
- А не боишься меня?
- Говорят, что нравом ты крут, но, видит небо, я не боюсь тебя.
Ответ понравился Изяславу, и он торжественно произнес:
- Бойся только Бога, ибо все мы, и князья, и рабы, в его руках. Ты был виновен перед вечной памяти отцом моим, но я снимаю с тебя вину. Возвращайся на Темную гору и сиди там до самой кончины своей. Можешь и огонь возжечь в честь своего Перуна.
Толпа, как громом пораженная, онемела, а потом загомонила, загудела, и трудно было взять в толк, одобряют или хулят новогородокцы княжескую волю. Да князь Изяслав не очень-то прислушивался, что там о нем говорят. Чему быть, того не миновать, а пока он крепко сидел в седле, властной рукой держал бояр, купцов и весь посадский люд. Новогородокская земля широко раздвинула свои границы, опираясь на Неман - водный ход в Варяжское море. Купцы со всей Руси и, почитай, со всей Европы везли свои товары и свои кошельки с серебром в Новогородок. Это в Полоцке доигрались до того, что тамошние князья сидели, как воробьи в конопле, боялись дохнуть без согласия вече. И что это дало? Лишился Полоцк устья Двины, всех своих богатых земель над нею. Ливы и латыголь, бывшие вечными данниками Полоцка, превратились в тевтонских рабов. Каждый, у кого меч и сила, несет этот меч в Полоцк и правит там. В Новогородке все иначе. Тут если князь, то князь, если холоп, то холоп. Тут все живут по уставам князя Изяслава Васильковича, неутомимого в сече и в трудах наследника менских Глебовичей. И как не быть неутомимым ему, князю, ежели отовсюду, куда ни кинь глазом, окружают Новогородокскую землю сильные острозубые соседи? Татары пришли из степей, разрушили стольный Киев, накинули аркан на выи многим и многим народам и все время поджимают, тревожат с полуденной стороны. Сидишь и, кажется, слышишь топот их конницы. С Варяжского моря, из прусских земель железной горою наваливаются тевтонские рыцари. Иные из них несут знамена, на которых кровью побежденных намалеваны ключи от божьего неба. Князь Конрад Мазовецкий, поди, уже не раз проклял тот день, когда пригласил рыцарей из Паннонии, где они воевали против угров, чтобы бросить их на пруссов. Пригрел змею у себя под боком. Рыцари хищной омелой вцепились, жирными пьявками впились и в прусскую, и в польскую земли. Да и сам Конрад при первой возможности ведет своих ляхов на Волынь, на соседей-ятвягов. Солнцеворот назад Изяслав с князем Даниилом Романовичем Галицким и кунигасом литовским Миндовгом совместно ударили по Конраду.
- Зачем, батюшка, вещуна лаской своею княжеской одариваешь? - обеспокоенно спросил Далибор. Он, как и Некрас, думал, что отец повелит сечь приблудного калеку свежей лозой, гнать в шею, а получается невесть что.
- Пускай сидит на Темной горе, - глядя сыну прямо в глаза, сказал Изяслав. - Надо нашей Новогородокской земле с Миндовгом поладить, даже в побратимство вступить. Сегодня он самый сильный и пока что самый удачливый кунигас на Литве. Миндовг, как и все его единоплеменники, язычник. Пусть же смотрит и знает, что мы, новогородокцы, можем разных богов почитать: молимся Христу, но не гасим и огонь, зажженный Перуном. - Он положил тяжелую руку Далибору на плеча. - К Миндовгу посылаю тебя, сын. Вместе с воеводой Хвалом будешь выведывать, вынюхивать, чем живет Литва. Будь остер глазом и тверд сердцем. Потом все мне расскажешь. Верю в тебя, как... ну, словно я поселился в твоей душе и ее дыхание слышу.
Далибор, тронутый этими словами, прикусил губу, низко поклонился отцу.
ІІ
- Почему отец меня не захотел вместе с тобою послать? - взволнованно спросил у брата Некрас, как только они остались одни.
- Не знаю, - сочувственно качнул головой Далибор и, глядя на башню, возвышавшуюся над детинцем, предложил: - Давай-ка туда. Взглянем, где она, та Литва.