Они взобрались на самый верх башни, еще не подведенной под свод. Огромные валуны, свезенные из глухих урочищ, грели под палящим солнцем свои шершавые бока. Много холода впитали в себя камни, но человек собрал их воедино, навеки склеил-скрепил друг с дружкой известью, и они были уже стеной, башней, наливались теплом и силой, чтобы потом, когда пойдет на приступ враг, устоять в самом лютом огне.
Братья на какой-то миг почувствовали себя птицами, взлетевшими над родным городом. Далеко было видно с высоты. Новогородокский детинец располагался на высоком холме, но люди подняли его еще выше, наносив земли и камней. На соседнем, более плоском холме блестел разноцветными окнами богатых усадеб, гремел молотами и молотками кузнецов предместный город - посад. Как два гнезда одной могучей птицы были они - посад и детинец Новогородка.
С севера и запада детинец был обведен рвом - деготно-черная вода в нем маслилась под солнцем. Рядом со рвом грозно возвышался земляной вал, надточенный дубовой стеной. Внутренний скат вала был вымощен камнем. В посаде над храмом Бориса и Глеба сиял большой серебряный крест, осеняя христианское кладбище: там предавали земле только горожан последнего поколения. Их деды и прадеды лежат в поросших лесом языческих курганах, обильно разбросанных вокруг Новогородка.
- Если б я начинал строить наш город, то непременно поставил бы его на Немане. Почему нашим пращурам взбрело селиться в отдалении от реки? - в глубоком раздумье промолвил Далибор, - Товары с Варяжского моря и из Руси к нам надо везти посуху на фурах да на санях. Я сам изведал, какой это горький пот, когда шел с отцовским обозом из Менска.
Некрас, глядя из-под ладони вдаль, неуверенно произнес:
- Может, боялись реки.
- Боялись реки? - усмехнулся Далибор. - Разве можно бояться реки, воды, бояться Немана? Впрочем, река - дорога, а в дороге встречаются не только добрые люди. Пошли, Некрас, на вал. Там - я вчера видел - земляника поспела.
Братья проворно спустились с башни, побежали к валу: Далибор, как всегда, впереди, Некрас - за ним. По веревочной лестнице, которую сбросил им вой-стражник, взобрались на вал, на бревенчатую стену, потом, обдирая животы, соскользнули со стены на внешнюю сторону вала. Там ползали на коленях по траве, бросали в рот крупные, выспеленные солнцем ягоды. В самом разгаре был звонкий летний день. Раскаленное солнце плыло над Новогородком, над детинцем и посадом, над лугами и пущами, над курганами, стерегущими вечный сон дедов-прадедов. Вой на стене щурился, часто моргал, но и сквозь веки видел слепящий, червонного золота, круг. Пчелы вылетали из лесных чащ, пили разлитый в знойном воздухе пьянящий аромат, садились то на один цветок, то на другой и грузно возвращались обратно, к бортным деревам, из дупел которых сочился-истекал искристо-желтый мед. Не лишенный воображения вой представил себе, как муравьи, мошки с разных сторон устремляются на влекущий запах и ... вязнут в меду, гибнут.
Нечто подобное завладело вдруг и вниманием Далибора.
- Ягода убивает цветок, - сказал он, внимательно разглядывая красивый, облитый солнцем земляничный кустик, где в трогательном соседстве красовались алые ягоды и нежно-белые звездочки-цветы. Некрас в недоумении присел на корточки рядом с ним, плечо к плечу. - Видишь? Ягода убивает цветок, - повторил Далибор, не отрывая взгляда от кустика. - Он должен умереть, чтобы дать жизнь ягоде.
И словно некая завеса упала с глаз младшего, и уже оба они как бы заглянули на миг в самый корень всего сущего. Рождение ягоды оборачивалось смертью цветка. И так повсюду, так всегда: жизнь и смерть, радость и боль слиты воедино.
- Княжичи, что вы там нашли? - подал со стены голос русобородый вой.
Далибор с Некрасом, словно проснувшись, заговорщицки переглянулись, залились смехом: ну как объяснишь холопу, что они только-только сделали важное для себя открытие? Потом резво вскочили, готовые бежать в терем, где живет их наставник-лях, и тут заметили на лужайке неподалеку от вала все того же Волосача. Он сидел на траве, подставив изможденное лицо солнцу, и счастливо улыбался. Но не это озадачило княжичей. Рядом с ним стояла на коленях юная пригожая девушка в кожаном веночке со стеклянными подвесками и потчевала Волосача земляникой из небольшого берестяного туеска. Девушка, должно быть, еще раньше заметила княжичей, видела, как они искали ягоды, но под их взглядами смущенно опустила глаза с длинными светлыми ресницами.
- Орел и горлица, - громко сказал, адресуясь к княжичам, Волосач, имея в виду себя с девушкой.
- Я ее знаю, - шепнул Далибор Некрасу. - Это дочка золотаря Ивана. Только забыл, как ее зовут.