Княжичи услыхали обращенные к ним слова и утроили напор. Но Костка был верток, легко уносил из-под ударов свое смуглое тело, на котором синели старые шрамы от мечей. Прикрываясь щитом, проходил, просверливался, как ящерица сквозь песок, между княжичами. Отводил удары мечом, сам же бил явно жалеючи. Некрас, заметив это, крикнул:
-Ты что нас поглаживаешь, лях? Дай вот только добраться до тебя!
Очень уж нетерпелив во всех своих делах и порывах был младший княжич, и это не раз, как говорят смерды, выходило ему боком. "Часто будет, сынок, твой чуб трещать", - говорил Некрасу князь-отец, но и любил его за такую горячность.
В какой-то момент солнце прошило лучами лоскуток облака, висевший над Новогородком. Мягкий желтовато-серый свет залил песок ристалища, и Далибору почудилось, будто не на песке топчутся они, обмениваясь ударами, а вязнут по щиколотки в густом меду. Рассказывал давеча отец, нашли в пуще смерда: тот полез было драть дупло и по пояс ввалился в мед. Был бы ему карачун, не случись рядом медведя, который за шкирку вытащил бедолагу из сладкой западни. Врал хитрый смерд или так все и было - неведомо. Одно не подлежит сомнению: много, очень много меду в здешних лесах, а где мед, там и сила.
Улучив момент, Далибор со всего маху врезал Костке по проволочному колпаку и, похоже, слегка оглушил ляха. Потом еще и еще - с силой, с внезапно нахлынувшей злостью.
- Так его! - взвизгнул Некрас и своим мечом тоже достал наставника. Лях не на шутку обозлился.
- Обоих вас за пояс заткну, - недобро щурясь, сказал он Некрасу, но в это время князь Изяслав махнул рукой в кожаной перчатке: конец поединку. Все зашумели, стали поздравлять княжичей.
- Ловко я ляха мечом хватил, - хвастался Некрас.
Далибор же подошел к Костке, молча смотрел, как хлопочут вокруг него травники-зелейники.
-Ты хват, княжич, - улыбаясь, сказал Далибору Костка.
- А твой брат, прости меня грешного, ни пес ни выдра.
На последних словах он заговорщицки понизил голос.
Челядники смыли с княжичей и Костки грязь и пот, насухо вытерли их жесткими рушниками. Потом принесли из погреба березовика с медом в расписных глиняных братинах. Славно пилось, приятно было ощущать упругий, толчками бег крови по всему телу.
- Княжичей Глеба и Никодима князь Изяслав к себе зовет, - оповестил, низко кланяясь, дворовый мальчик-холоп.
Они поспешили на зов, ибо не любил новогородокский князь ни просить, ни приказывать дважды. Разгоряченные, с влажными еще волосами, остановились на пороге княжьей светлицы. Изяслав, как грузная птица в гнезде, сидел на дубовой скамье. На нем была только белая нательная рубаха, Серебряный крестик светился в полумраке на выпуклой груди. Со двора, где сияло солнце, княжичи не сразу разобрались, что сулит им лицо отца: доброе оно или окутано хмурью. Темными пятнами виделись на нем глаза.
- Рубились с ляхом не худо, - похвалил сыновей Изяслав. - Не жалейте сил, учитесь, ибо мечом князь силен. Гните свои молодые спины сегодня, чтобы завтра все перед вами гнулись. Будет у вас все: и серебро, и дружина, и женами Бог вас наградит, но будет все это, если не хиляками вырастете, а дюжими и храбрыми воями.
Изяслав поднялся со скамьи, подошел к сыновьям вплотную. Они увидели, какое у него усталое, словно подтаявшее по краям лицо. И всего-то минуту-другую назад во дворе, в окружении бояр и купцов, отец был так весел, подвижен, выглядел таким удальцом, что глаз не отвести. Значит, расслабился наедине с сыновьями, отпустил узел на душе, чтобы дышалось вольнее. Далибору сделалось жаль отца, но он не выдал себя ни единым движением, ни единым словом. Князей не жалеют. Это то же самое, что пожалеть небо или молнию на его полотне.
Изяслав трижды хлопнул в ладоши, и на пороге сразу возник казавшийся перепуганным рыжебородый челядин.
- Карту! - приказал князь.
Челядин поклонился, и в мгновение ока они с напарником внесли в светлицу большой щит из плотно сбитых белых дубовых досок, расцвеченный яркими красками. "Карту" водрузили на стол. Реки на ней были обозначены блестящей серебряной проволокой, озера и Варяжское море выложены синим стеклом. Далибор и Некрас жадными взглядами - так голодный смотрит на еду - впились в карту. Редко, может, раз в году, показывал кому-нибудь князь Изяслав Новогородокский свою красавицу, свою драгоценность, сработанную посадскими купцами и золотарями.
- Вот наш Новогородок! - восхищенно воскликнул Далибор. - А вот Неман!
- Если бы Богу было угодно создать вас птицами, сыны мои, - торжественно, улыбаясь в усы, начал Изяслав, - и если б вы могли взлететь над твердью земною, то оттуда, из-под облаков, вам открылось бы нечто подобное. Вот наша Новогородокская земля. Видите? Как круглый щит воя, опаленный в сечах, лежит она в окружении соседних земель и народов. Вот Нальшанская земля. Вот Дятлово. А вот край жемайтийцев - Коршува, Княтува... - Длинным смуглым пальцем, на котором сиял золотой перстень с густо-зеленым камнем-горошиной, он обвел изрядную территорию, после чего палец скользнул дальше. - А вот тут сидит Миндовгова литва. Клином врезается она между нами и Менским княжеством. Давным-давно, когда наши - светлая им память - пращуры, кривичи с дреговичами, пришли сюда, чтобы заложить Новогородок, они встретились с литвой, по-добрососедски расселились тут. Потом часть из них двинулась дальше, на Рубон, теперешнюю Двину, обтекая с обеих сторон литву. Так вешняя вода обтекает камень или остров. Я сам не видел, но воевода Хвал рассказывал, когда он с нашим посольством ездил к владимирско-суздальским князьям, повстречался им народ голядь, который вот таким же островом или клином сидит на реке Поротве, впадающей в Москву-реку. Так вот голядь и литва из одного корня выросли..