Тот, наконец, направился в мою сторону, ещё явно перегретый после концерта, в сопровождении одного из двух мускулистых привратников, очень экономным жестом указал мне, чтобы я следовал за ним, и скрылся за дверью, ведущей к туалетам и сигаретным автоматам. Я оставил свой почти нетронутый стакан пива и последовал за ним и охранником к мужскому туалету.
Там Финиан остановился и ждал, скрестив руки. Он казался напряжённым. Не обращая внимания на мужчину в полосатом красно-синем пуловере, который с закрытыми глазами и расстёгнутыми брюками стоял над писсуаром, упёршись лбом в стену и явно заснув посреди мочеиспускания, сказал хриплым голосом:
– Хорошо, приступим. Поменяйтесь куртками.
Я отдал свою просторную куртку, сшитую из водоотталкивающего синтетического материала, серо-синего, с белой светоотражающей отделкой на рукавах и карманах, а взамен получил куртку ручной вязки из грязно-серой шерсти, воняющую овцой, дымом и мужским потом, которая была мне маловата. Финиан скептически оглядел нас, слегка растрепал охраннику волосы и сказал:
– Для темноты сойдёт. Теперь ты – он, Стив, понял?
Стив глянул на меня, улыбнулся, извиняясь, и принялся слегка двигать плечами и верхней частью тела; я лишь с опозданием понял, что это были попытки имитировать мою осанку. Он втянул голову, выдвинул плечи вперёд и вдруг встал перед нами, пригнувшись и закаменев так, что я чуть не запротестовал: быть того не могло, чтобы я так выглядел!
Но вместо этого я глянул в зеркало на стене и должен был признать, что парень очень хорошо делает своё дело. Именно так я на самом деле и выглядел. Человек-шкаф, который пытается изобразить из себя ночной столик.
Мой дублёр ушёл, и Финиан вполголоса объяснил:
– Мы с парой надёжных людей заготовили снаружи инсценировку для возможных наблюдателей. Шумное выяснение отношений, стычка, под конец небольшая потасовка, и среди всего этого Стив в роли вас. Его начнут успокаивать и усмирять, и со стороны дело будет иметь такой вид, будто его запихнули в одну из машин, которые поедут в сторону Кестельмейна, по узкой улочке вдоль Инча и Фибау.
– А мы? – спросил я.
Он кивнул и раскрыл дверь туалета.
– Идёмте.
Я пошёл за ним. В коридоре он двинулся к двери, противоположной той, что вела в бар, и на ней было чётко написано: Только для служащих. Входа нет. Указание, которое явно не касалось Финиана Макдонога, потому что он открыл эту дверь не раздумывая.
За ней находились высокие, холодные сени дома с серыми оштукатуренными стенами, с поразительным обилием поразительно старинных электрических счётчиков под потолком и с плиточным полом, на котором каждая отдельная плитка была расколота самое меньшее на две части. Лестница из усталого, потемневшего дерева вела на верхние этажи, но Финиан не пошёл туда, а открыл в конце сеней ещё одну дверь.
– Осторожно, ступени, – сказал он.
Он спустился вниз, в коридор, похожий на подвал, со сводчатым потолком, скромно побелёнными стенами и без окон. Свинцово-серые пивные бочки штабелями стояли вдоль стены, их было больше, чем я мог сосчитать на ходу, потом мы прошли мимо ящиков с напитками в бутылках, которые казались покрытыми таким слоем пыли, будто их никто не заказывал с незапамятных времён, хоть они и стояли в карте вин.
Финиан вёл меня по какому-то лабиринту. Коридор там и тут разветвлялся, время от времени приходилось открывать запертую дверь, но музыкант либо имел при себе ключ, либо знал, в каком тайнике тот спрятан – в какой тёмной щели в стене или под какой пропылённой картонной коробкой.
Наконец мы очутились в некоем подобии склада или мастерской. В углу там стояли швабры, ведро и пылесос, рядом остов холодильника, а на столе лежало то, что было, наверное, его разобранным мотором. Со второго взгляда я с испугом заметил, что здесь кто-то есть – человек, занятый починкой холодильника. Кажется, он латал его при помощи бинтов и алюминиевой фольги.
– Идёмте, – торопил меня Финиан. – Нам надо спешить.
Он раскрыл дверцы большого стенного шкафа из тёмного дуба, у которого не оказалось задней стенки, а вместо неё в стене была скрыта древняя дверь, сколоченная из бруса. Общими усилиями мы отодвинули тяжёлый, проржавевший засов. Дверь открывалась внутрь, иначе и быть не могло, что мне стало ясно, как только мы выбрались в щель между двух домов, где с трудом можно было протиснуться боком между каменной кладкой и кирпичной стеной. Мы выбрались на улицу, в тот же момент к нам подъехала малолитражка с приглушёнными фарами, она приостановилась ровно на столько, чтобы мы успели забраться на чертовски тесное заднее сиденье, и тут же продолжила путь в прежнем неторопливом темпе.