– Ты пойми, шашки-деревяшки: это Пятизонье, – перешел на «ты» генерал. – Я там только с краю пару раз побывал, и то по ночам потом в кровати подскакивал, жену до полусмерти пугал. Думаешь, там как в сериалах по Первому общенациональному, шашки-деревяшки? Отважные герои побивают стальную нечисть, спасая прекрасных девушек и прочее мирное население? Черта с два, товарищ лейтенант! Это работа – грязная, кровавая и неблагодарная. Война, короче. А ты, шашки-деревяшки, тридцать раз еле подтягиваешься!
– Я же туда не подтягиваться еду, товарищ генерал-майор, – резонно возразил Рождественский.
Пирожок приумолк, пожевал толстыми губами, немного подумал.
– Это верно. Но зачем в самое пекло-то лезть? Вот смотри: в Африке миротворцы нужны. Там тоже стреляют. В Штатах – у них там опять Техас отделяться затеял, шашки-деревяшки, подмоги просят, полевых врачей не хватает. Чем тебе не по нраву?
– Я всегда мечтал о настоящей службе, – стоял на своем Володя. – А в Штатах так в госпитале и просижу. Эка невидаль – Штаты... Ну, можно мне в военсталкеры, товарищ генерал-майор? По правилам не имеете никакого права отказать.
– Какой вы, однако, настырный, лейтенант, – снова перешел на «вы» Пирожок. – Правила он, видите ли, знает...
Генерал еще раз внимательно прочел рапорт (Володя все это время стоял по стойке «смирно»), запыхтев, вывел: «Направить согласно рапорту» – и размашисто подписался.
– Удачи, лейтенант, – сказал он, вставая из-за стола и пожимая Рождественскому руку.
Когда Володя отдал честь, развернулся и по-уставному вышел из кабинета, забыв, разумеется, спросить: «Разрешите идти?», старенький генерал повернулся и посмотрел на стену. Среди вымпелов и флагов там висел голографический снимок в черной траурной рамке: веселый молодой парень без шлема, в обшарпанном бронескафандре с капитанскими звездами, на заднем плане – БМП на воздушной подушке «Ирбис» и тускло мерцающий Барьер...
Парень был очень похож на генерала.
* * *Володя Рождественский видел кадры спутниковой съемки пострадавшего Новосибирска и Академгородка. Зрелище было неприятное, словно лицо человека, изъеденное язвами, сквозь которые наружу проступают зубы, хрящи и кости – на практикумах по экзотическим заболеваниям подобные лица показывали регулярно. Чаще всего это были обитатели Африки и Азии, но недавняя вспышка гангренозно-водяного рака в Орловской области наглядно продемонстрировала, что самая невероятная экзотика перестает быть таковой.
В данный момент лейтенант Рождественский стоял на краю омерзительного безобразия, в которое превратился ведущий научный центр России, и пялился на знаменитый холм, выросший на месте городка. На вершине холма кружилось вихреобразное образование – тамбур.
На одном склоне поблескивали битым стеклом развалины Торгового центра, на другом – упавшее плашмя и рассыпавшееся здание гостиницы. Володя вспомнил, что у гостиницы было сказочное название «Золотая долина». И улица еще была такая неподалеку – Золотодолинская. С названиями улиц в бывшем Академгородке вообще было хорошо: улица Академическая, улица Ученых, Цветной проезд, Морской проспект... Последний вел прямиком к пресловутому Обскому водохранилищу, которое обитавшие тут до катастрофы местные жители трогательно именовали морем. До катастрофы здесь было красиво – сосновый лес, уютные коттеджи, ботанический сад. Володя видел фотографии разных лет. Нет, их не показывали на лекциях, зачем? Их Рождественский сам нашел в Интернете, уж очень было любопытно – что же здесь находилось до того, как все накрылось медным тазом...
До того было очень хорошо. Мирно. А теперь – этот уродливый апокалиптический холм, развалины домов вперемешку с высохшими стволами поваленных сосен... Словно поиграл гигантский ребенок – раскидал кубики, разбросал домики, растоптал клумбочки. Чего-то не заметил, и оно осталось невредимым. К примеру, вон там, километрах в трех отсюда – белый пятиэтажный кирпич здания Института ядерной физики. Точнее, бывшего Института ядерной физики. Поди ж ты, вокруг все перекручено, а в институте даже оконные стекла целы... Поблескивают.
Все это Володя тоже видел в учебных фильмах и на картинках, но одно дело – таращиться на экран в темной учебной аудитории, слушая, как за спиной похрапывает нерадивый курсант Бондарев, и совсем другое – стоять сравнительно недалеко от эпицентра этого чудовищного катаклизма, разом перечеркнувшего тысячи жизней.