– Нет, я не отказываюсь – растерянно пробормотал профессор, – просто мне…
–Вот и хорошо, – перебил его Прокопьев, – поправьте галстук и произнесите речь в прямом эфире так, чтобы у людей не зародилось подозрений, будто их обманывают.
Профессор кивнул и направился в гримерку. Он чувствовал всю ничтожность своего положения, но руки его были связаны из-за безграничной любви к своей семье. Не мог он в очередной раз их подвести.
Всю свою сознательную жизнь Филипп Александрович верил своим правителям и делал все, что от него потребуется. Он был одним из тех, кто работал над засекреченным проектом по созданию ядерного оружия. Их уверяли, что это для безопасности Родины, так как Запад «подбирается» к границам. Может, это и соответствовало действительности, но как итог – климатическая катастрофа и вымирание человечества.
– Вы готовы, профессор? – вопрос выдернул Куприянова из раздумий.
– Да, готов.
– Тогда идите к трибуне. Копия обращения уже там. По сигналу начнете говорить в камеру. После мы выйдем на улицу, и вы ответите на несколько вопросов журналистов. Мы выбрали из наших, провокационных вопросов не будет.
Он вышел из гримерки. Зона для выступления была украшена всеми флагами союза, кроме Японии. Текст обращения действительно лежал там, куда его положили. Профессор еще раз пробежал взглядом по строчкам и закрыл глаза. Сейчас ему придется врать за всех: уверять, что опасности нет, и давать ложные результаты исследований. А ведь он может сказать правду! У него будет минута до того, как они отключат эфир. Минуты достаточно.
Филипп Александрович стоял и ждал сигнала. Ком застрял в горле. Его раздирали противоречивые мысли.
– Через 3..2..1..
Куприянов молчал.
– Филипп Александрович, можно говорить, – прошептал ассистент.
«Сейчас или никогда», – подумал профессор. Сделав глубокий вдох, Куприянов начал говорить.
***
Температура воздуха била все рекорды. Укутав шею в шерстяной шарф и натянув шапку по самые брови, Филипп Александрович наклонился к печке автомобиля. На задних пассажирских сидела жена, дочь и ее двое маленьких сыновей.
– Через пять минут будем на месте, Филипп Александрович, – сказал водитель
– Спасибо, Петр.
Оба замолчали.
– Скажи, Петр, много нас таких?
–Да не очень, Филипп Александрович. Вы пятые, кого мне назначали привезти. Еще две семьи, и поеду за своими, жена с сыном ждут. У нее третий триместр, совсем близко роды, будет девочка. Мне пообещали, что в бункере будет лучший акушер, которого можно найти. Поэтому я и взялся за эту работу. Все ради семьи, понимаете?
«Тебя нагло обманывают».
– Понимаю, – прошептал пожилой мужчина и отвернулся к окну.
У ворот бункера толпились люди. Все хотели попасть внутрь. Иногда раздавались выстрелы, и кто-то падал. Растолкав толпу у ворот, военные пропустили машину.
– Нам пора. Внуков я поведу сам, – сказал профессор.
Взяв за руки детей, он направился к массивной двери, у которой их уже поджидали.
– Отец! – раздалось где-то далеко за спиной.
Куприянов обернулся и увидел свою младшую дочь за воротами в толпе людей, она махала ему рукой.
«Передумала!» – мелькнуло в голове. Оставив внуков жене, он побежал к воротам, чтобы забрать её с собой.
–Анна! Не трогайте ее! Она со мной! – закричал профессор.
Протиснувшись через военных, он обнял свою младшую дочь и слезы хлынули у него из глаз.
– Ты передумала, моя дорогая! Моя любимая! Анечка! Я так рад, что ты останешься с нами, – держа девушку в объятиях , говорил Филипп Александрович.
– Папа, – посмотрев снизу вверх в глаза отцу, сказала молодая девушка, – это тебе за предательство человечества!
Что-то больно кольнуло его под ребро, багровая жидкость начала впитываться в одежду. Куприянов дернулся и увидел в руке дочери нож, весь в крови. Профессор не мог в это поверить. Он изумленно смотрел на свое чадо.
Военный, стоявшей ближе, повернулся. У него был четкий приказ. Он навел дуло на девушку.
– Нет!– поднимая руки вверх вскричал бледный Куприянов.
Очередная серия выстрелов разорвала воздух. Люди в толпе снова разбежались в разные стороны, как пугливые зайцы.
Девушка упала и больше не двигалась. Красная лужа растекалась по асфальту. Старик рухнул на колени от слабости. Рыдая, он подполз к бездыханному телу, обнял свою мертвую дочь и, целуя в лоб, начал укачивать.