На мосту было темно, свет плохо пробивался через плотную маскировку. Включили фары. Уже потом я осознал, что последний раз тогда видел голубое небо над головой. Мы даже не заметили, как мост плавно перешёл в узкий тоннель, проложенный прямо под тайгой. «Газончик» проехал по нему около двух трёх километров и упёрся в большие железные врата.
Водитель посигналил. Двое мужчин в защитных костюмах и в респираторах с трудом открыли высокие железные ставни изнутри, пропустили нас в, так называемый, «мешок» и тут же закрыли их. Воронок оказался на площадке метров двадцать на десять между двумя одинаковыми воротами. На тех, которые находились впереди, большими красными буквами было написано «ОСТОРОЖНО РАДИАЦИЯ». Конвоиры с нашими документами вышли из машины и куда-то скрылись. Мы переглянулись.
– Вот и приехали, – тихо сказал капитан, – от силы месяц протянем. На радиоактивных рудниках долго не живут.
– Мне сказали, что здесь никто не умирает, мол, это не выгодно государству, – возразил я.
– А ты слушай больше. Им веры никогда не было, и нет, – Николай безысходно покачал головой, достал пачку сигарет и закурил.
Мы с Валерой последовали его примеру. Повисла тишина. Настроение окончательно испортилось. Страх закрался в душу. Мысленно я себя успокаивал: «Какая разница, где подыхать; там бы расстреляли, а здесь хоть поживу ещё немного».
Через минут пятнадцать нас завели в помещение, опустили в лифте на один этаж вниз и развели по разным местам.
Глава 7.
Вообще, после того, как мы переступили порог лифта и прошли комнату охраны, в которой с нас сняли наручники, я перестал чувствовать себя заключённым. Камера была похожа больше на больничную палату или на дешёвый двухместный гостиничный номер, только без окон. Преобладали в основном белые цвета; чистые, аккуратно застеленные кровати, две тумбочки, гардероб и небольшой стол со стульями, под потолком две трубы вентиляции. Ни туалета, ни умывальника, как принято во всех тюремных жилых помещениях. Но и самое главное: за мной никто не запер засов.
Я поставил сумку около кровати и сел на стул. В голове все смешалось. Страх неизвестности вместе с голодом вызвали небольшой озноб. На тумбочке лежала пепельница, но закурить мне не довелось.
Открылась дверь. В коридоре стояла девушка, лет двадцати, с журналом в руках, довольно таки приятная на внешность, на ней был одет белый халат.
– Соколов Алексей Дмитриевич?
Как же давно я не слышал женского голоса.
– Да.
– Последовательность Ваших действий такая. Запоминайте. Сейчас Вы проследуете до конца по коридору в столовую, – она указала направление ладошкой. Голос её звучал вежливо убедительно, – после ужина пойдёте на склад, получите спецодежду, потом в баню, затем в одних трусах на медосмотр. Там все рядом, не заблудитесь. Вещи с собой никакие брать не нужно, Вам все выдадут. Затем вернётесь к себе в комнату. Пятнадцатая, – она подняла пальчик и указала на номер, прибитый на двери, – а вечером к начальнику на распределение. Понятно?
– Понятно.
Она ушла, стуча каблучками по кафелю, оставив дверь открытой.
После сытного ужина, не идущего ни в какое сравнение с баландой, шикарного душа, ненавязчивого медицинского осмотра, я переодетый во всё новое, от носков до спецовки лежал на кровати и думал: « Где я? На радиоактивном руднике? Сколько мне суждено здесь протянуть? Как сказал Валерий: от силы месяц. Или в какой-то секретной лаборатории, где над нами скоро будут проводить эксперименты? Вспомнился американский фильм «О, счастливчик». Стало страшно. Слишком обходительное отношение, к человеку, приговорённому к высшей мере наказания. Не сходится что-то. В Союзе в те времена так не церемонились». Но главным успокаивающим фактором моего сознания оставалась мысль: ничего не может идти в сравнение со смертью, а особенно в ожидании её, сидя в одиночной камере без какого либо движения и общения. Незаметно я заснул, убаюкав себя таким позитивным размышлением. Сказывалась бессонная ночь и усталость дороги.
Стук. Не грохот замков, не крики «Подъем!», а именно стук, не громкий, но настойчивый разбудил меня. Сказать «войдите» я постеснялся, поэтому вскочил и, не надев тапочки, подбежал к двери. В коридоре всё та же девушка.
– Пойдёмте, я Вас провожу к начальнику.
Майор Сотский оказался дружелюбным, общительным и весёлым человеком. Он скорее походил на председателя колхоза, чем на офицера какой-то секретной организации. Форма на нём сидела, как рабочая одежда, а не как мундир. Около шестидесяти, полного телосложения, седовласый мужчина с мясистыми пальцами и большой залысиной спереди. Серые добрые глаза, потерявшие с возрастом искорку задора, ещё излучали какую-то домашнюю теплоту. Он располагал к себе. На столе лежала открытая папка с моим делом.