Наконец, начальник закончил писать. Он отложил папку в стопку и взял другую с моим делом.
– Здравствуйте, Алексей Дмитриевич! – Его голос звучал натренировано-командным. – Меня зовут Петренко Николай Максимович. Потрясающая у Вас судьба. Первый секретарь областного горкома комсомола, два высших образования, член партии.… Как же Вы умудрились такую жизнь просрать?
Он посмотрел на меня в упор, скорее с любопытством, чем со злостью.
– Пошёл на поводу у своего босса.
– А где же босс?
– Дома чай пьёт.
«Максимыч» громко рассмеялся.
– Ну не расстраивайтесь, чай у нас тоже есть.
Он стал бегло просматривать моё дело и комментировать.
– Рабочих специальностей нет, водительского удостоверения тоже. Что ж, придётся лопатой махать. Вы вчера прибыли?
– Да.
– Значит, в курс уже поставили, чем мы здесь занимаемся. Я думаю Вам, как грамотному человеку, не надо объяснять, какая в мире обстановка. В буквальном смысле – взрывоопасная. Поэтому всю важность нашей работы Вы должны осознать с первых дней. От Вас, Алексей Дмитриевич, требуется усердие и ещё раз усердие. Труд тяжёлый, но и отдых соответствует. Я здесь на станции что-то вроде коммунизма построил, думаю, Вы заметили. Ещё лет пятнадцать назад о подобном и мечтать никто не мог. Авторитетов, блатных, понятий, разборок, как на зонах, тут нет. Мы живём одной семьёй. Я считаю это надо ценить, с учётом того, что вы все теоретически казнены. И самое главное всегда помнить о той огромной пользе, которую мы приносим государству. Это надёжный щит, защищающий наш образ жизни, наших людей, матерей, детей, сестёр от нападения извне. Я понятно изъясняюсь?
– Понятно. – Монолог начальника звучал скорее поясняющим, располагающим к беседе, чем строго поучительным, что дало мне возможность задать наглый вопрос:
– Николай Максимович, но ведь не исключён вариант, когда это оружие может быть использовано, и как наступательное. Придёт какой-нибудь маразматик типа Хрущёва, да и нажмёт кнопку.
Позиция начальника относительно власти мне стала очевидна, судя по негласно запрещённому портрету Сталина в кабинете, и поэтому я так смело обозвал Никиту Сергеевича. После двадцатого съезда КПСС, когда разоблачили культ личности, население СССР разделилось на две части: меньшая – интеллигенция восприняла это, как благо, как заслуженное наказание для «вождя народов» за многочисленные репрессии. А основная масса боготворила его, и считала, что их обманули: ведь солдаты и офицеры на полях войны шли в бой и погибали с девизом: «За Родину, за Сталина». Многие в те времена недолюбливали Хрущёва, как виновника забвения того, кто выиграл войну и поставил страну на ноги.
Николай Максимович улыбнулся, и не разозлился.
– Отвечу просто. Да, как Вы выразились, маразматик прийти к власти может, и не обязательно в нашей стране, но такой «козырной туз в рукаве» есть только у нас. И насколько мы знаем, Советский Союз никогда ни на кого не нападал первым. Какой смысл развязывать захватническую ядерную войну имея такую огромную территорию, с неисчислимыми природными запасами. А вот уберечь всё это от завистливых соседей – наша прямая обязанность. И ещё. У власти не один человек стоит и всё решает, а Президиум Политбюро ЦК КПСС.
В общем, не о том думаете, Алексей Дмитриевич. Ваша задача: хорошо трудиться, прилично себя вести, соблюдать технику безопасности и беречь себя. Государство дорожит Вами. Ведь сюда попасть скорее исключение, чем правило. Ясно?
– Понятно. Мне здесь нравится больше, чем в могиле. Вот только перспектив никаких.
– Логично. Но о своей судьбе тоже много думать не советую, а то и с ума сойти можно. Вы всегда представляйте, что государство доверило вам всем, допустим, полёт на Юпитер. Естественно, в один конец. Домой вы уже никогда не вернётесь, но зато выполните очень важную миссию.
– Неудачное сравнение, – возразил я. – В Вашем случае – слава, почёт, пенсии родственникам, памятники при жизни. Есть за что помирать. А тут – позор и неизвестность.