– Оставь меня! – Но чем сильнее хотел он отделаться от сковывавших его объятий, тем крепче прижималась к нему ослепленная страстью Ранофрит. Молча завязалась борьба.
Вдруг шум колес в первом дворе долетел до тонкого возбужденного слуха Иосэфа: сомнения не было – Потифар вернулся. Безумный ужас овладел им; он отступил, таща за собой с постели молодую женщину, все еще висевшую у него на шее; щадить ее было не время; он грубо оттолкнул ее и исчез.
Очутившись в саду, он вздохнул с облегчением. В пылу борьбы он не заметил, что молодая женщина цеплялась за его тунику и, падая, оторвала кусок у ворота. Избегая Акки, которая возвращалась с другой стороны, Иосэф стрелой долетел до своей комнаты, разделся в темноте и растянулся на своей постели.
– Быть может, – прошептал он, – я спасен!
Бледная, вся дрожа, Ранофрит встала; при падении она ударилась головой об украшения кровати и синяк на лбу образовался порядочный; шея и руки были исцарапаны; тонкую полотняную тунику Иосэф, защищаясь, разорвал почти во всю длину. Тяжело дыша, она села на край постели; на этот раз только жажда мести наполняла ее душу. Раздумывая, как действовать, она услышала шаги мужа, раздавшиеся в соседней комнате, и в один миг в ее голове созрел чисто женский план:
– А, презренная, неблагодарная собака, – ты не захотел моей любви; испробуй теперь мою ненависть! – проворчала она сквозь зубы.
В эту минуту старая негритянка с факелом в руке подняла тяжелую завесу, пропуская Потифара, который при виде молодой жены, полулежавшей на кровати в одежде, ясно выдававшей борьбу, остановился, испуганный.
– Ранофрит, возлюбленная моя, что с тобой? Что случилось? Ты бледна, как смерть! – воскликнул он, бросаясь к ней и схватывая ее дрожащую руку.
Сперва она молчала, ничего не отвечая на торопливые расспросы; зубы ее стучали, как в лихорадке, и голова бессильно опустилась на грудь мужа. Но она вдруг поднялась и порывисто заговорила:
– Имени нет тому оскорблению, какое постигло меня в твое отсутствие! Он пришел, презренный, и… – рыданья помешали ей продолжать.
Кровь ударила в голову Потифару, но он постарался овладеть собой, уложил молодую женщину на постель, дал ей выпить из чаши несколько глотков вина, оставшегося, к счастью, без яда, и потом спросил:
– Скажи мне, кто же смел сюда проникнуть и оскорбить тебя, и будь уверена, что виновный дорого заплатит за свою дерзость.
Ранофрит поднялась со сверкающими глазами:
– Иосэф, презренный еврей, которого ты осыпал милостями. Он прокрался сюда и хотел оскорбить меня своей нечистой любовью: вот следы его насилия, – она протянула свои исцарапанные руки. – Он, вероятно, услыхал твои шаги и выпустил меня; но у меня в руке кусок его одежды, оторванный во время борьбы. – Она открыла руку, которую до тех пор держала зажатой, и протянула своему мужу кусок желтой, с синими полосками, материи. Потифар вскочил при этих словах:
– Иосэф? Неблагодарная скотина! За все мои благодеяния осмелиться поднять глаза на мою супругу… Дай, – он вырвал лоскуток материи из рук жены, – я сейчас велю схватить его, и завтра же он будет судим.
Он поспешно вернулся в свою рабочую комнату, позвал двух слуг и в сопровождении их пошел в помещение Иосэфа.
Иосэф притворился спящим, в то же время чутко прислушиваясь ко всякому шуму извне. Вдруг он вздрогнул и сердце перестало биться: шаги нескольких человек раздались в галерее, затем дверь быстро распахнулась, свет факелов осветил комнату и голос Потифара произнес с иронией:
– Однако, как эта собака хорошо устроилась! О, он спит! Возьми-ка его одежду, Беби, да покажи.
Лоскут, конечно, как раз пришелся к оборванному месту. Молча посмотрев на него, Потифар сильно ударил по плечу Иосэфа, который, лежа лицом к стене, и не подозревал, какая ужасная улика против него была в руках его господина. Притворяться дольше спящим было невозможно; он поднялся, заспанный, и первый взгляд его упал на Беби, державшего его тунику и предательский лоскут. Вмиг он все понял: голова закружилась и без чувств он повалился на постель.
– Признание достаточно красноречиво, – проворчал Потифар и, обращаясь к слугам, прибавил: – Связать его и сторожить до завтра.
Вернувшись к Ранофрит, Потифар обнял ее, просил успокоиться и рассказал, что произошло. Молодая женщина, с любопытством слушавшая его, спросила, какое наказание ждет Иосэфа; но когда узнала об ужасной каре, налагаемой египетскими законами за преступления этого рода, то содрогнулась, и раскаяние шевельнулось в ее сердце. Ведь Иосэф не был так виноват, как она представила это мужу.