Через полчаса на лестничную площадку третьего этажа, стараясь не шуметь, поднялся молодой человек в кожаной куртке. С минуту он прислушивался у двери, потом вынул пистолет и надел на него глушитель. Паренек осторожно нажал на дверную ручку, и дверь без скрипа легко открылась.
В прихожей никого не было. Луч электрического фонарика ничего подозрительного не высветил. Полуоткрытые двери вели в квартиру. Паренек, увидев на диване фигуру человека, прикрытого одеялом, и офицерские погоны на немецком мундире, висевшем на стуле, выстрелил несколько раз. Выстрелы были бесшумные и не могли привлечь чьего-либо внимания.
И тут сильный удар в подбородок отбросил парня к дверям. Пистолет выпал из его руки.
Когда зажегся свет, Мундек увидел мужчину, одетого в армейские брюки и сорочку. Он не мог ошибиться – это был тот самый немец, которого нужно убрать согласно полученному приказу. К удивлению оглушенного ударом Мундека, этот человек подошел к нему и помог подняться, а потом сказал на чистом польском языке:
– Я не мог поступить иначе. Должен тебе объяснить, что случилось. Но прежде всего скажи, что произошло с Юзефом.
Но на этот вопрос паренек не смог ответить. Как и Клос, он понятия не имел, что с Юзефом.
А Юзеф после некоторых перипетий благополучно добрался до партизанского отряда. Там он встретился с капитаном Антоновым и Бартеком. Объяснил им, как радист Марьян Сковронек внезапно был схвачен людьми Неймана и под угрозой смерти вынужден был передавать дезинформацию в Центр, а при первой же возможности сбежал.
«J-23», зная о провале радиостанции и дезинформации, передаваемой в Центр, принял меры, чтобы уничтожить радиостанцию и тем самым прервать передачу ложных сведений в Центр. Предателем «J-23» не был.
Было принято решение: Юзефу немедленно выехать в Варшаву, чтобы помешать Мундеку выполнить приговор, вынесенный именем закона Гансу Клосу, разведчику под условным шифром «J-23».
И в то время когда Клос объяснял Мундеку, в чем заключалась ошибка, которая повлекла за собой провал радиостанции, Юзеф уже был в дороге – он спешил на явочную квартиру на улице Бонифратерской в Варшаве.
Железный крест
Заяц-русак, прижав уши, стремглав бросился в лесную чащу, но поздно, раздался выстрел. Заяц закружился на месте и упал.
Оберст Герберт Рейнер, закинув ружье за плечо, важно вставил монокль в глаз.
«Шестой», – не без удовольствия подумал он и медленно направился к убитому зайцу. Граф Эдвин Вонсовский слегка задержал его движением руки:
– Мужики подберут, господин полковник.
Из зарослей показался штандартенфюрер Дибелиус. Помахав им издали рукой, прокричал:
– Как всегда, у нашего Герберта верный глаз и твердая рука!
Длинная меховая шуба, грузная фигура и широкие приподнятые плечи делали штандартенфюрера похожим на медведя. Двигался он медленно, как бы боясь потерять равновесие в глубоком снегу, доходящем ему до колен.
«Неуклюжий, словно пляшущий медведь», – подумал Вонсовский.
– Вы, господин полковник, настоящий король сегодняшней охоты, – сказал он громко, обращаясь к Рейнеру. – Однако все мы изрядно промерзли и устали.
– Вы здесь хозяин, дорогой кузен. Надеюсь, не обиделись за столь фамильярное обращение к вам? Кажется, я говорил тебе, Макс, – Рейнер повернулся к Дибелиусу, который уже выбрался из сугроба и, топая ногами, стряхивал с высоких сапог снег, – что мы с господином Вонсовским породнились?
– О, господин полковник, вы оказываете мне большую честь! – наклонил голову Вонсовский.
– Говорил, говорил, и не раз, – усмехнувшись, ответил Дибелиус. И, обращаясь к Вонсовскому, добавил: – А время уже позднее, и я чувствую запах вашего славного бигоса.
Вонсовский махнул рукой группе мужиков, стоявших, неподалеку от саней. Раздался звук охотничьего рожка. Из зарослей выходили запоздавшие охотники.
– Прошу всех к саням, господа, – пригласил Вонсовский. – Я же поеду верхом: должен присмотреть, чтобы не подгорел бигос.
Вонсовский легко вскочил на коня. Несмотря на свои пятьдесят лет, он еще сохранил ловкость движений былого кавалериста, победителя нескольких международных состязаний. Махнув компании рукой, пришпорил гнедого и поскакал напрямик через лес – хотелось быть на месте раньше всех, и не столько из-за бигоса, сколько из-за визита еще одного гостя.