— Он не сказал, как долго пробудет там?
— С какой стати? Все будет зависеть от русских.
Шнуррбарт кивнул. Если бы только знать, что теперь делать, подумал он.
Какое-то время оба молчали. Когда долго стоишь молча, влажность ночного леса как будто окутывает тебя морозной свежестью.
Шнуррбарт сделал несколько шагов дальше по траншее, затем вернулся к Маагу, испытывая всевозрастающую неловкость.
— Возвращайся к остальным и скажи, чтобы готовились к отходу, — сказал он. — Мы подождем еще десять минут. Если к этому времени Штайнер не вернется, мы отправимся на его поиски.
С этими словами Шнуррбарт встал за пулемет, а Мааг выбрался из траншеи и поспешил в направлении блиндажа. Какое-то время Шнуррбарт задумчиво разглядывал бруствер окопа. Его мысли снова и снова возвращались к Штайнеру. Наверное, глупо беспокоиться за него. Он усмехнулся, представив себе, что Штайнер сидит в каком-нибудь брошенном русскими блиндаже и читает книгу, которую постоянно носит с собой. С тех пор как Шнуррбарт познакомился с ним, тот никогда не расстается с «Избранным» Эйхендорфа, неизменно храня книжку в кармане. Он читает ее в самой необычной обстановке. Причем перечитывает, наверно, в сотый раз. Странно, потому что любовь к чтению не соответствует его облику.
Шнуррбарт вспомнил, как бесцеремонно Штайнер вел себя с ним в самом начале их знакомства, прежде чем небрежные и едва ли не враждебные отношения превратились в дружбу. Это изменение произошло полтора года назад. Батальон тогда удерживал позиции к югу от Краматорской, на бескрайних заснеженных равнинах России…
Снег шел несколько дней подряд, переходя временами в нескончаемую метель. Они сидели в блиндаже и грелись возле печки, вырезанной из металлического бочонка. Был поздний вечер. Остальные солдаты уже спали. Штайнер читал, Шнуррбарт поджаривал хлеб на раскаленном боку печки. Неожиданно Штайнер отложил книгу и спросил:
— В шахматы играешь?
— Более или менее, — ответил Шнуррбарт. Штайнер вытащил из ранца походные шахматы и расставил на доске фигурки. Игра началась. После первых же ходов Шнуррбарт понял, что его противник — настоящий шахматист высокого класса. Игра закончилась через полчаса. Вторую партию Шнуррбарт тоже проиграл. Прозевав королеву, он сердито смахнул фигурки с доски. Штайнер бесстрастно закурил.
— Плохо, что ты лишился королевы, — заметил он.
Они сидели молча, слушая, как завывает вьюга, наметая снег сквозь щели в стене и двери. Шнуррбарт достал трубку и набил ее табаком. Раскурив ее, он посмотрел на Штайнера и сказал:
— Я не из любопытных, но все-таки… — Он помедлил, обдумывая, как бы лучше сформулировать вопрос. Это оказалось сложнее, чем он предполагал. Наконец, сделав над собой усилие, он заставил себя договорить: — Я хотел спросить, была ли у тебя девушка.
Черты лица Штайнера как будто окаменели. Его глаза недовольно сузились, и Шнуррбарт поспешил извиниться.
— Я не хотел наступать на больную мозоль, — сказал он, уже пожалев о том, что, видимо, задал неподходящий вопрос. Штайнер и раньше давал понять, что на подобные темы говорить он не любит. Но, в конце концов, они воюют вместе уже более трех лет. Что плохого в подобном невинном вопросе? Шнуррбарт раздраженно принялся выколачивать трубку о ножку стола, после чего торопливо засунул ее в карман. Если Штайнер не хочет разговаривать, никто из него ничего не будет клещами вытягивать, подумал он и зевнул.
— Пожалуй, немного вздремну, — пробормотал он. — Я чертовски устал.
На этот раз Штайнер смягчился.
— Погоди! — произнес он и быстро оглянулся на спящих солдат. Затем положил руку на стол и подался вперед: — У меня была девушка, но она умерла.
Последовавшая за этим признанием тишина прерывалась лишь воем вьюги и порывами ветра, обрушивавшимися на дверь. Казалось, будто в нее стучит чья-то сильная рука. Вот, оказывается, как, подумал Шнуррбарт, пытаясь сохранить на лице выражение бесстрастной вежливости. Он привалился спиной к стене, скрестил ноги и спокойно встретил испытующий взгляд Штайнера.
— Могу представить себе, каково чувствовать такое, — осторожно произнес он и замолчал.
Снова стало тихо. Затем где-то рядом разорвался артиллерийский снаряд. Стены блиндажа содрогнулись от взрыва. Кто-то из спящих солдат простонал и пробормотал что-то неразборчивое. Шнуррбарт бросил взгляд на дверь. На полу возле порога нанесло полоску снега.
— Нет конца этому проклятому снегу, — пробормотал он. Штайнер ничего не ответил, и, наконец, Шнуррбарт снова повернулся к нему и спросил: — Как ее звали?