— А сам этот, как его… Дерюгин? Ты его допрашивал?
— Обижаете, начальник. Да я его мигом расколол! Убивец даже не помнит, с какой стороны свою жертву бил — спереди или сзади. Капитан здоровый был мужик. И чтобы справиться с ним, у этого ханурика попросту силенок бы не хватило. Вот тебе и «чистосердечное признание»…
Алексей Михайлович понимающе кивнул. Ему не нужно было долго объяснять, что все это могло значить.
— Но должна же быть хоть какая-то зацепочка? — вслух подумал он.
— Есть зацепочка, Михалыч, и не одна, — усмехнулся Виталька. — В общем, перехожу к самому главному. Первое: по словам жены, в последние месяцы перед гибелью капитан начал вести себя странно. Постоянно задерживался на работе. Домой возвращался затемно. Много разъезжал на своей машине по региону. Якобы в командировки. Стал нервный, подозрительный, скрытный. Чего раньше за ним не водилось. Она поначалу думала, любовницу себе завел. Только бабу не обманешь. Поняла — дело не в любовнице. Пыталась расспросить напрямую. Капитан только отнекивался. Мол, ничего особенного…
— Ты полагаешь, что-то искал? — предположил Алексей Михайлович.
— И не исключено, что нашел! — уверенно заявил Виталька. И продолжил: — Второе: накануне своей поездки в Питер Аленушкин неожиданно уволился из «Балт-Эко». — Рощин изумленно вскинул брови. — По словам жены, рассчитался за один день. Причем даже для нее это оказалось полнейшей неожиданностью… Третье: улетая обратно в Мурманск, поручил матери передать кое-что своему другу детства. Был у него такой: некто Ровнер Семен Самуилович. Мать говорит, соседкин сын. Росли они в одной коммуналке. Теперь большим человеком стал. Банк у него свой на Лиговке. «Норд-вест» называется.
Алексей Михайлович невольно покачал головой.
— И правда большой человек. И что же твой капитан велел ему передать?
— А вот это полная загадка. Мать сказала дословно: «Коробочка в целлофане, клейкой лентой заклеена. Плоская такая, вроде пудреницы, только побольше. А еще конверт. Тоже заклеенный. На нем Ленечка написал: «С. С. Ровнеру лично руки».
— Вроде пудреницы, говоришь, — вслух подумал Рощин. — Что же это могло быть? Может, портсигар?
Калашников безнадежно взмахнул рукой.
— Тут сколько угодно вариантов… Но несомненно, в коробочке было что-то важное. Так ей сказал сам капитан: «Дело чрезвычайной важности».
— Почему же в таком случае он сам не передал ее этому банкиру?
— Либо не успел. Либо боялся засветиться…
— Ты полагаешь, за ним тоже следили?
— Я в этом уверен! Коробочку мать передала адресату на следующий день. Съездила в банк и вручила лично в руки. А между тем в самой квартире в это время был… обыск! — Рощин взволнованно пригладил на макушке редеющие волосы. — Тихий такой, аккуратный шмон. У нее ведь каждая вещь десятки лет на одном месте прописана. Так что заметить его было нетрудно. Старушка говорит, ничего не пропало. Но проверили все: даже грязное белье в тумбочке…
— Стало быть, снова поработали профессионалы. Что же они искали, неужто эту пудреницу?
— Думаю, именно ее. И не забывайте: убит Аленушкин был в тот самый вечер.
— Загадка за загадкой, — нахмурился Алексей Михайлович. И, помолчав, продолжал думать вслух: — Что же он такое замыслил? Почему нервничал? Кого опасался?.. Постой, постой, ты говоришь, что из Питера он как будто еще куда-то собирался ехать?! Эх, знать бы куда? Это могло бы хоть что-нибудь прояснить…
Виталька самодовольно усмехнулся. Свой последний, и единственный, козырь он предусмотрительно приберег напоследок.
— А вот куда, — сказал он и, раскрыв «дипломат», протянул Рощину неиспользованный железнодорожный билет.
— СВ… 25 февраля… Москва… — вслух прочитал тот.
Собеседники выразительно переглянулись.
— Где ты его откопал? — не веря своим глазам, удивился Алексей Михайлович.
— Это не я. Это Варвара Степановна… Уезжая от нее, Аленушкин так торопился, что забыл на столе книгу. Воспоминания современников об Анри Руссо. — Рощин нетерпеливо кивнул. Он и сам любил картины этого гениального самоучки. — Мать нашла ее и поставила на полку. А недели две назад решила почитать. Открыла — а там вместо закладки этот самый билет. Видать, тот, кто у нее в квартире шмонал, книжками не очень-то интересовался. Зато она сразу смекнула, что это важная находка. Умная старушка. Одно слово — из бывших…
— А вот это уже серьезно, — продолжая изучать билет, произнес Рощин. — И наводит на определенные мысли. — На лице его появилась одобрительная улыбка. — Ну вот, а ты говоришь, полный облом. Ай да Калашников. Ай да сукин сын…