Стой.
Отсюда ничего толком не было видно, только закручивающиеся по спирали и исчезающие за поворотом ступени. Но было хорошо слышно обрывок разговора, начатого еще до того, как они подошли к самой лестнице. Уильям прислушивался несколько мгновений, прежде чем кивнуть в ответ на вопросительный взгляд. Одним из говоривших оказался пекарский сынок, будь он неладен.
— Нет-нет, мессир, Великий Магистр не согласен с этой королевской блажью, можете не сомневаться. Орден понимает, что сейчас не время исполнять капризы умирающего. Мы должны действовать решительно, не так ли?
Господь всемогущий! — разозлился в мыслях Уильям. — Да ты никак возомнил себя прожженным политиком.
— Мессир регент будет рад этому посланию от вашего магистра, мессир Эдвард, — проскрипел второй, подозрительно знакомый голос. — Я немедленно пошлю ему гонца, пока еще открыты городские ворота.
Регент? Раймунд Триполитанский?
Эта мысль, верно, отразилась у него на лице, потому что руки вдруг коснулись теплые пальцы, заставляя поднять глаза на ее лицо, едва различимое в свете горящих где-то внизу факелов. Сабина едва заметно качнула головой и указала взглядом наверх.
Достаточно. Уходим.
Поднималась она так же осторожно, как и спускалась, наступая на отполированный сотнями шагов камень одними лишь носками туфель, чтобы не стучать низкими каблучками. Заговорила, только отойдя на достаточное расстояние, чтобы быть уверенной, что ее уже не услышат двое оставшихся внизу мужчин. Но всё равно шепотом.
— Они встречаются каждый вечер в одно и то же время и в одном и том же месте. Думаю, Балдуин еще не знает, но… — Сабина замолчала, недовольно мотнув головой, и вновь сделала знак следовать за ней, понимая, что здесь не место для подобного разговора.
— Зачем встречаться посреди коридора? — немедленно уцепился за первый сомнительный момент Уильям. — Это глупо, так их может подслушать кто угодно.
Ответный взгляд через плечо был красноречивее любых слов. А когда мы спорили или целовались в дворцовых коридорах — это разве было умно?
Уильям проглотил готовый сорваться с губ ответ и нехотя кивнул.
— Допустим. Хотя… пожалуй, это имеет смысл.
Эдвард говорил слишком прямо, но Эдвард — глупец, каких поискать. Толкового шпиона из него бы не вышло, а вот если потребуется человек, на которого можно будет указать, как на главного заговорщика — и который сам с радостью во всем признается, потому что не поймет, что его используют, — то кандидатуры лучше попросту не найти. А магистр… Так магистр ничего не писал, письмецо поддельное. Вы что же, мессиры, сомневались в его, магистра, непогрешимости?
— Ты знаешь, кто второй? — спросил Уильям, когда она остановилась у ничем не примечательной двери, и бросил взгляд через плечо. Маршал тамплиеров, входящий в покои доверенной королевской служанки — да еще и, упаси Господь, женщины, — это не менее подозрительно, чем пара заговорщиков посреди коридора. Лишние вопросы Уильяму были ни к чему.
— Мессир Бернар, - ответила Сабина, запирая за ним дверь на засов, и Уильяму пришлось постараться, чтобы вспомнить, о ком идет речь. — Последние несколько месяцев он шпионит для Ги де Лузиньяна. Вина?
Эта категоричность в ее голосе не понравилась Уильяму совершенно. Но стало понятно, почему заговорщики встречаются так открыто. Никому не нужный старик и никому не нужный сын пекаря — это лишь ширма. Все понимают, что в ситуации, когда король отказывает в наследстве родной сестре, не может не возникнуть хотя бы один заговор. И если что-то пойдет не так, Балдуину немедленно подсунут пару глупцов, обсуждавших его «блажь» на глазах у дюжины свидетелей.
— Откуда ты знаешь?
— Я следила за ним, — невозмутимо ответила Сабина и протянула ему один из бокалов. — Еще в Иерусалиме. Гонец — его младший сын, раз в пару недель он уезжает из дворца под предлогом встречи с сестрой.
— С сестрой… — повторил Уильям, и мозаика сложилась, как по щелчку.
— Леди Агнесс, — согласилась Сабина и сделала небольшой глоток. — А та, разумеется, не могла оставить Сибиллу, уж больно тяжелыми были роды у Ее Высочества.
На свою беду — и на счастье Балдуина — Сибилла родила дочь. О реакции ее мужа Уильям ничего не знал, а вот короля это известие действительно обрадовало. Но всё же…
— Слишком очевидно, верно? — спросила Сабина прежде, чем он успел хоть что-то ответить. Уильям кивнул и тоже отпил вина. То показалось чересчур сладким.
— Это… прикрытие.
— Но в Ордене всё равно могут быть… волнения? — проницательно уточнила Сабина, отставляя бокал на низкий круглый столик. Уильяму померещилось, что под черным шелком рукава на мгновение проступили очертания тонкой руки.
Отвечать на ее вопрос не хотелось. Орден должен быть далек от политики и всех этих заговоров и интриг. Орден должен сражаться, а не подделывать письма и передавать шкатулки с двойным дном.
— Я не знаю. Возможно, найду, если начну искать.
— Так начни, — бросила Сабина, складывая руки на груди. Вырез у платья был низкий, но шею и ключицы полностью закрывала вставка из черного кружева, скрепленная на горле тонкой шелковой ленточкой.
Уильям поболтал вином в бокале, обдумывая ее слова, поставил бокал рядом с ее и поднял голову, внимательно посмотрев Сабине в глаза.
— Чего ты хочешь?
— Понять, на чьей ты стороне, — ответила сарацинка без малейшего лукавства. И вдруг протянула руку в неловком жесте, мгновенно выдавшем и ее намерение, и совершенную… неопытность в подобных вещах. В том, как она дотронулась до его руки, скользнув кончиками пальцев по костяшкам и тыльной стороне ладони, не было ни капли искренности. Сабина, которую он знал, никогда не была шлюхой. И притвориться тоже не сумела.
Уильям стряхнул ее руку и отступил на шаг назад. Опешил от этого настолько, что даже не сумел сразу подобрать нужные слова.
— Бога ради, — почти прошептал он растерянным голосом, — я тебя не понимаю.
Медово-карие глаза предательски заблестели, и пушистые ресницы затрепетали, словно крылья маленькой птички, пытаясь скрыть это.
— Я лишь хочу защитить его, — прошептала Сабина и вскинула руку к лицу, глуша сорвавшийся из дрожащих губ всхлип. — Если для этого я должна… То пусть лучше ты, чем… чем… Ты же маршал… Ты можешь…
Уильяму было достаточно и этого. Достаточно для того, чтобы броситься вперед, схватить ее за плечи и встряхнуть со всей силы.
— Да ты в своем уме?!
Сабина зажмурилась и с силой сжала пальцами виски.
— Я не знаю, что мне делать, не знаю! Они повсюду, они все только и ждут, что…! Я не хочу! — она завыла, как раненый зверь, и уткнулась лицом ему в грудь, давясь рыданиями и содрогаясь всем телом. — Я не хочу, чтобы он умирал!
Черный шелк рукавов скользил под пальцами, и мягкие завитки таких же черных волос щекотали губы при каждом порывистом поцелуе. Висок, лоб, ухо. Влажная, соленая щека. Нос у нее покраснел, черная краска смазывалась вокруг зажмуренных глаз, но Уильяму было всё равно. Он бредил ею столько лет, с самого первого взгляда, с самого первого слова, и даже когда она была его, когда она впервые заснула рядом с ним, этого всё равно оказалось недостаточно, чтобы избавиться от наваждения.
Обещать ей, что король не умрет, было бы худшим лицемерием из возможных, а потому он говорил первое, что приходило ему в голову.
— Сабина, я люблю тебя. Слышишь? Я пытался, я надеялся, что смогу забыть, но у меня ничего не вышло. Я не могу оставить Орден, ты же знаешь, и… Я могу жить без тебя, — признался Уильям, одновременно с этим прижимая ее к себе еще крепче. — Но я не хочу. И то, что ты сказала тогда на пути из Керака… Даже если ты умрешь… Я не освобожусь.
Он говорил и говорил, перебирал пальцами черные волосы, гладил и целовал ее щеки, просил, сам толком не понимая, чего хочет, если и она, и Орден важны для него в равной степени. Но точно зная, чего не хочет. Чтобы она осталась с ним ради одного только короля.