Белый плащ шелестел по мраморным плитам, и шпоры едва слышно звенели в такт тихим — осторожным, будто опасающимся потревожить умиротворенный покой храма — шагам. Сабина смотрела, не поворачивая головы и лишь скосив глаза под тенью длинных ресниц, как он подходит совсем близко и тоже опускается на одно колено, разметав по плитам и плащ, и полы длинного сюрко. Тоже касается надгробия рукой с холодным маршальским перстнем, ловящим блик от солнечного света и горящих вокруг свечей, и две ладони — узкую женскую, в кольцах-паутинках, и широкую мужскую, в мозолях от рукояти меча — разделяет лишь несколько дюймов теплого, пахнущего тающим воском воздуха.
— Я, — Уильям заговорил совсем тихо, зная, что этот храм никогда не опустеет полностью, — искал тебя. Есть разговор.
Сабина медленно повернула голову, придерживая второй рукой край темно-синей накидки, расшитый ромбовидными узорами. Было в его голосе что-то такое, отчего у нее вдруг замерло и похолодело в груди.
— О чем? — спросила Сабина таким же едва слышным шепотом, борясь с искушением протянуть руку и коснуться его пальцев. Уильям отвел взгляд — светившее сквозь витражи солнце озарило резкий профиль, и в подбритой вокруг рта короткой бороде вспыхнули знакомые медные искры, — помолчал, неотрывно глядя на вырезанную из светлого дерева статую девы Марии над небольшим алтарем, и наконец ответил:
— Магистр вернулся. Два дня назад.
— Магистр? — повторила Сабина, удивленно подняв брови и уже понимая, что ничего хорошего после этих слов она не услышит.
— Да, — кивнул Уильям, по-прежнему глядя на статую, словно спрашивал у нее безмолвного совета. — Примчался с Запада, едва до него дошла весть о смерти короля. Идем. Здесь… мы слишком на виду.
Сабина поднялась на ноги, не споря — даже если бы вздумала, выражение его лица отбивало всякое желание спорить и ерничать понапрасну — и шагнула следом за ним в тень от поддерживающей высокий храмовый потолок колонны. К самой стене, куда в это время дня уже не проникали солнечные лучи.
— Он… что-то подозревает? — спросила Сабина, поправляя сползающую с волос накидку. — Дело во мне?
— Нет, — отмахнулся Уильям и бросил взгляд через плечо. Так опасался, что их все же подслушают? Или просто заметят вместе? — Будь он уверен… что я нарушил обет, разговор был бы совсем другим.
Хотя, на взгляд самого Уильяма, разговор вышел и без того неприятный. Бывший сенешаль и ныне Верховный Магистр тамплиеров Жерар де Ридфор встретил вызванного к нему маршала с широкой улыбкой и не стал тратить время на излишне долгие расшаркивания, сразу перейдя к делу.
— Слышал я, будто ты, любезный брат, был возле короля, когда его не стало. Это так? — спросил де Ридфор, разливая по двум простым, ничем не украшенным кубкам темное вино.
— Да, — согласился Уильям, думая о том, что начало этого разговора ему уже не нравится. А вернее сказать, не нравится чересчур радостный и любезный вид де Ридфора. — Магистр.
Тот будто и не заметил паузы перед обращением — определенно что-то задумал — и кивнул, протягивая Уильяму один из кубков.
— Прекрасно. Я рад, что в мое отсутствие братья не забывали о нуждах Ордена. Иного я от маршала и не ожидал.
Уильям промолчал, не торопясь отпивать из кубка и подозревая, что слова магистра следует понимать с точностью до наоборот. Излишнее рвение. Дело маршала — вести в бой, а не ввязываться в интриги вокруг королевского трона. И если маршал слишком часто появляется во дворце — а в прошлом некоторые завистники называли его даже другом короля, не понимая, сколь многое их в действительности связывало и что этого нельзя было выразить одним коротким словом «дружба», — то можно смело утверждать, что маршал позабыл о своих прямых обязанностях. А уж де Ридфору с его честолюбием такой соперник и вовсе был не нужен.
— Полагаю, эта женщина тоже не оставляла Его Величество до последнего его вздоха? — продолжил расспрашивать магистр, прикладываясь к собственному кубку. Светлые усы окрасило краснотой вина.
— Какая женщина? — спросил Уильям недрогнувшим голосом. Главное, чтобы мерзавец ничего не заподозрил. Капитул может и закрыть глаза на пару нарушений обета целомудрия — и закрывает, поскольку все они живые мужчины, которым, увы, бывает далеко до святых, даже несмотря на белые плащи и красные кресты, — но де Ридфор может повернуть это против Сабины. А она… После смерти Балдуина она стала слишком беззащитна.
— Та девка, — ответил де Ридфор тоном одновременно беспечным и презрительным. Уильям невольно удивился тому, как у магистра вышло соединить два этих чувства в одной фразе. — Сарацинская шлюха, что повсюду таскалась за королем. Лекарям бы стоило убедиться… что она не подцепила проказу в такой близи от королевского ложа.
Уильяму стоило большого труда удержать на лице равнодушное выражение. Так, чтоб даже губы не дрогнули в ответ на намеки де Ридфора. Хотя с куда большим удовольствием он бы взял мерзавца за горло — с его ростом не составило бы труда заставить де Ридфора оторвать ноги от пола и захрипеть, прося пощады — и вбил бы эти слова обратно ему в глотку. Бешеный бастард рвался сражаться насмерть за одно только оскорбление в адрес любившей его женщины. Железный Маршал себе этого позволить не мог.
— Ваши опасения совершенно беспочвенны, магистр. Госпожа Сабина — богобоязненная женщина и не позволила бы бросить тень на свою честь. Даже королю.
— Госпожа Сабина, — хмыкнул де Ридфор, и желание взять его за горло стало еще сильнее. — Не много ли почтения к простолюдинке, которая не может даже сказать, из какого города она родом?
— Отчего же, магистр? — ответил Уильям, не повышая голоса. Не давая ни малейшего повода почувствовать, что его задевает этот разговор. — Ее имя Сабина аль-Кербела, и я не думал, что для кого-то это окажется тайной. Если даже Ордену известно…
Де Ридфор махнул рукой, давая понять, что детали его не интересуют. Кербела, так Кербела, магистр едва ли смог бы сказать, где это, не сверившись с картой Аббасидского Халифата. Уильям и сам поначалу не вспомнил, в скольких милях от Багдада лежит этот город, но в тот миг расстояние не имело никакого значения. Нужно было что-то ответить — даже если бы от этого ничего не изменилось, — а назвать ее Сабиной Иерусалимской было бы слишком… звучно. Да и к чему, если он помнил не только имя, данное ей при рождении, но и название города, в котором она родилась?
Сабина при этих словах — не всех, конечно же, он ни словом не обмолвился о мерзких намеках де Ридфора — улыбнулась так широко, что у Уильяма даже дух захватило от этой улыбки, ямочек на золотисто-смуглых щеках и искр в медовых глазах. Но затем качнула головой, и у левого виска тоже закачалась короткая вьющаяся прядка угольно-черного цвета, выбившаяся из-под красивой синей накидки.
— Магометанские женщины редко удостаиваются права на нисбу*. Один из моих братьев называет себя Омар ибн Исмаил аль-Кербели, поскольку он известный среди магометан лекарь. Но я… останься я с семьей, и звалась бы просто Джалила бинт Исмаил.