— Был моим другом, — закончила за нее сарацинка, ничуть не смущаясь тому, что говорит о покойном короле безо всякого почтения, положенного таким безродным, как она. И опустилась, разметав по ковру подол халата, на колени перед стулом принцессы, высоко поднимая подбородок и глядя на Сибиллу снизу вверх. Пышные черные волосы соскользнули назад, и лишь на лбу осталась лежать пара тонких вьющихся прядок, отчего вид у служанки сделался каким-то трогательным и даже беззащитным. — Я знаю, вам кажется это смешным. Разве смеет служанка считать себя равной благородным? И разве может христианский король быть другом безродной сарацинке? Но он был, Ваше Высочество. И я благодарна небесам за эту дружбу. Я… — она осеклась, и в медово-карих глазах блеснули слезы. — Я любила его. Не как мужчину, но как короля и как друга. Я молилась, чтобы Господь спас вашего брата от болезни и смерти, но, видно, Он выбрал для нас иной путь. И не мне спорить с Всевышним.
— Ждешь, что меня это тронет? — сухо спросила Сибилла. Действительно тронуло, сжало в груди, словно сердце на мгновение оказалось в чьем-то стиснутом кулаке, но служанке этого знать не нужно.
— Нет, Ваше Высочество, — тихо ответила сарацинка, и ее губы дрогнули в печальной улыбке. — Я лишь смею надеяться, что вы поймете. Ради него я пошла бы на любые жертвы. И раз он пожелал, чтобы вашего сына воспитывали другие люди…
— Думаешь, мне от этого легче? — процедила Сибилла, чувствуя, что ее вновь начинает мутить. — Его забрали у меня. И каждый барон, каждый кухонный служка и каждая собака на псарне говорили, что мой брат прав. Ведь я слишком глупа, легкомысленна и умею лишь вышивать, играть на лютне и молиться. Ведь чему еще меня могли научить в монастыре? Ведь я женщина и не смогу воспитать сына достойным мужчиной, раз Гийом мертв и уже не научит Балдуина держать меч и скакать верхом. Но почему-то ты, такая же женщина, как и я, оказалась достойнее.
— Вы ошибаетесь, Ваше Высочество, — по-прежнему тихо ответила сарацинка, не опуская глаз. — Я не достойнее собак на королевской псарне. Когда-то я позволяла себе дурные мысли о вас, хотя не имела на это никакого права. И прошу прощения. Я не должна была вас судить. «Кто из вас без греха, пусть первый бросит камень», так учил Господь наш Иисус Христос. А я… сама блудница, как Мария Египетская, и не мне осуждать чужие грехи, когда у меня так много своих. Ибо Мария Египетская раскаялась, а я не в силах.
Сибилла промолчала, задумавшись над этими словами. На что могла рассчитывать обыкновенная служанка, признаваясь в подобном принцессе? Балдуин, быть может, и считал ее особенной, но Сибилла не Балдуин. И патриарх Иерусалимский согласился бы, что женщине, так легко сознавшейся в грехе прелюбодеяния и не желающей покаяния, не место подле принцессы и ее дочери. Сибиллу не интересовало, с кем — мало ли во дворце мужчин? — но она не понимала причин такой откровенности. Она не священник, чтобы ей признавались в грехах. В этих словах должен был быть какой-то скрытый смысл.
— Я сожалею о смерти вашего сына, — продолжала сарацинка, не поднимаясь с колен и не отводя взгляда от лица Сибиллы. — Я должна была защитить его, но не смогла. Я подвела и его, и вас, и вашего брата. Но я не враг вам. Я… — нежные светло-коричневые губы вновь дрогнули в неуместном подобии улыбки. — Я никто, чтобы быть врагом принцессе Иерусалимской. Я преданно служила вашему брату все эти годы, и если вы пожелаете, я буду служить и вам.
Сибилла по-прежнему молчала. Одно ее слово, и эту сарацинскую девку вышвырнут из дворца. Ей доверили наследника Иерусалима — ей, как бы ни старалась она теперь притвориться незначительной и никому не нужной, — а она не уберегла. Лишить ее крыши над головой — это даже не наказание.
Чувство безграничной власти опьяняло. Сделать что угодно, приказать что угодно, распоряжаться чужими жизнями, как вздумается ей одной. Она не желала этой короны — не для себя и уж тем более не для Ги, — но раз ей суждено взойти на трон Иерусалима… И что же дальше? Снова пить вино, играть с дамами в шатрандж и гонять служанок с мелкими поручениями? Даже власти ей отмерили немного, по ее, как они полагали, уму. Отдали ей жизни слуг, до которых никому нет дела.
Медово-карие глаза были так близко, что Сибилла видела в них свое отражение. Или… не свое?
С этого ты хочешь начать свое правление, Сибилла Первая? Повернуться спиной к тем, кто был добр к умирающему?
Балдуин?
Если ты боишься злого рока, боишься, что мы прогневали небеса, то не лучше ли поступить милосердно? Каждому воздастся по его деяниям, и ты не станешь исключением.
— Что толку служить королеве, которая ничем не правит? — устало спросила Сибилла, и карие глаза сарацинки полыхнули незнакомым темным огнем. Одна женщина всегда поймет другую, разве нет?
— Говорят, будто величайшая драгоценность Святой Земли — это ее принцессы. Уже столетие они возвеличивают мужчин, которые никогда бы не добились такой власти на Западе. Без вас Ги де Лузиньян будет обыкновенным бароном и плохим полководцем. С вами же он станет королем. Если он забыл об этом… То вы в праве лишить его своей милости.
И кого выбрать вместо него? Быть может, Ги и недостоин короны Балдуина, но Сибилла хотя бы… любит его. Даже несмотря на то, как он поступал с ее умирающим братом. А если она откажется от мужа, как того хотел Балдуин, то кто займет его место? Ее будут передавать по рукам и строить друг другу козни, доказывая, что их соперники ни на что не годятся и не способны спасти Святую Землю от магометан и ее собственных баронов. Нет, Ги и сам знает, что он недостоин. Знает, что без нее бароны не будут даже слушать его речи на советах. Ги… выгоден. Куда более выгоден, чем был бы кто-то из д’Ибелинов — каждая служанка видит и знает, что Балиан д’Ибелин любит свою жену, но все решения принимает сам, и его брат, надо полагать, поступает с женщинами точно так же — или сторонников старого маркграфа Монферратского.
Дед ее сына не мог не появиться в Святой Земле и Иерусалиме после того, как мальчика увенчали короной — этому старику позволили то, в чем отказали самой матери короля, — и теперь он, верно, попытается вернуть своей семье утраченную власть. Сколько еще у него сыновей? Двое? Брак со вдовой брата — это грех, но Церковь падка на золото и с радостью отмолит подобное прегрешение «во спасение Иерусалима». Сибилла этого не желала.
Сибилла любила Гийома, когда ей было шестнадцать. И не сомневалась, что они были бы счастливы и теперь. Она бы попросту привыкла к роли королевы, занятой одним лишь вышиванием и не вмешивающейся в управление государством. Зачем, если всё спокойно и ее земли в надежных руках любимого мужчины? Но он умер, а ей уже не шестнадцать. Ей нужен король, который не сумеет запереть свою королеву во дворце. А раз так, то Сибилла должна сделать над собой усилие.
Она шла по длинным коридорам, как на эшафот, без конца прокручивая в голове одну и ту же мысль. Ее сын мертв, и этого уже не изменить. Если она будет и дальше предаваться горю, то этим воспользуются ее враги. Стараниями дяди она уже в Иерусалиме, а Раймунд Триполитанский достаточно далеко, чтобы не успеть помешать ей.
В кабинете мужа — занять кабинет Балдуина он так и не решился, словно боясь, что брат жены восстанет из могилы в ответ на такое святотатство — ожидаемо нашелся и сам Ги, и его брат-коннетабль, и с полдюжины рыцарей-тамплиеров в белоснежных плащах с красными крестами на левом плече. И один будто держался в стороне от собратьев по Ордену. Что показалось странным, но Сибилла предпочла не придавать этой странности значения.
— Моя дорогая, — пробормотал муж, и Сибилла поняла, что пришла очень вовремя.
— Я не хотела помешать вам, мессиры. Лишь узнать, заперты ли городские ворота.
Коннетабль первым понял ход ее мыслей.
— Вы полагаете, нам есть чего опасаться, Ваше Высочество?
— Я полагаю, — ответила Сибилла, делая вид, будто не замечает взглядов, бросаемых на нее суровыми храмовниками. — Что у графа Раймунда должны быть соглядатаи в городе. Раз так, то ему лучше оставаться в неведении относительно истинного положения дел. Настолько долго, насколько это возможно. Я права? Он может сколь угодно спорить с баронами, но не сможет сорвать корону с головы короля, помазанного на царство в Храме Гроба Господня, верно?