— Выкладывай.
Комментарий к Глава сорок вторая
*Pax vobiscum (лат.) — Мир вам.
К вопросу о том, почему беременной королеве налили вина. Это в общем-то была нормальная практика, поскольку вино в Средние Века пили куда чаще, чем воду, которая кишела самой разнообразной заразой. В частности, есть версия, что именно от этого скончался король Франции Филипп V в первой половине четырнадцатого века. Умер от дизентерии после того, как выпил воды из реки.
========== Глава сорок третья ==========
Аскалон, июль 1186.
Гранит везли на плато на длинных телегах, натужно скрипящих при подъеме и каждом повороте под весом темно-серых блоков. Добравшись до самого края плато, погонщики останавливали лошадей, помогали подмастерьям сгрузить камень на пыльную сухую землю, и дальше его уже тащили на веревках к образовавшемуся в стене проему, в котором беспрерывно кричали, смешивали строительный раствор из песка и извести и стучали молотками и зубилами, подгоняя размер блоков, чтобы новые камни как можно плотнее прилегали к старым. Работа шла полным ходом, но возглавлявший стройку старый каменщик вынес свой неутешительный вердикт, едва осмотрев стену.
— Дело плохо, мессир. Уж не знаю, то ли стена обветшала из-за чьей-то лености, то ли кто намеренно… Но заменить один-два камня здесь не получится. Не лучше ли оставить всё, как есть? Вдруг не успеем закончить до…
— Вы мастер-строитель, — вежливо ответил Уильям, не видя никакого смысла в высокомерии перед человеком, от которого сейчас зависел целый город. — Но я рыцарь и сражаюсь с магометанами уже семнадцать лет. Я видел и штурмы, и осады, и я ничуть не умаляю ваш опыт и старания прежних строителей, но я знаю, что если о трещинах проведают наши враги, то приложат все усилия, чтобы обрушить стену. При штурме этот участок продержится недолго. Сколько вам нужно времени, чтобы восстановить стену?
— А сколько дадите? — практично спросил каменщик и, получив ответ, задумался вновь. — Думаю, уложимся. Бросим все остальные работы, но сделаем. Погода сухая, земля тоже, подождем, пока хамсин свое отгуляет и подвезут камень, да и примемся за дело. Так что трудностей, мессир, возникнуть не должно.
— Хорошо, — кивнул Уильям, но едва начались строительные работы, как он немедленно столкнулся с несогласными в рядах собственных рыцарей.
— К чему ставить крепость под угрозу ради пары растрескавшихся камней? — спросил Гастингс, и Уильям подумал, что ему стоит возблагодарить небеса уже за то, что этот вопрос был задан наедине, а не на глазах у половины командорства. — Стояла же эта стена столько лет, простоит и еще.
— Пока не рухнет нам на головы, — огрызнулся Уильям безо всякого почтения, ища среди заваливших стол пергаментов свиток с очередными расчетами. Ремонт стены, разумеется, обошелся дороже, чем он надеялся. Хотя и старался не прикидывать сумму в уме заранее. А после, выслушав вердикт, напоминал себе, что в подобных делах нельзя становиться скрягой, если только он не желает, чтобы стена и в самом деле рухнула на них во время штурма.
— Мне не нравится твой тон, — сухо сказал Гастингс, буравя его выцветшими от старости глазами.
— А мне не нравится ваш, мессир, — парировал Уильям. Знал, что получит в ответ гневную отповедь о непочтительности и нежелании прислушиваться к более мудрым рыцарям, но сдержаться не смог. Хотя бы потому, что мудрые рыцари появились в Святой Земле лишь несколько месяцев назад, но были убеждены, что разбираются в ее защите лучше маршала Ордена, сражавшегося за эту землю еще у холмов Монжизара. Господь милосердный, да где был Гастингс, когда они с тремя тысячами рыцарей атаковали тридцать с лишним тысяч сарацин? Пил вино с королем Англии и бароном де Шампером?
Это Уильям невольно возглавил тот ночной штурм Баальбека, окончившийся захватом города и ставший началом его дружбы с Балдуином. И это Уильяму было позволено повести братьев в бой при Монжизаре. Он видел, как горела крепость у Брода Иакова, а до того рыл могилы братьям — и Льенару — после поражения у Мердж-Айюна. Он говорил с Папой Римским и собирал дань со Старца Горы и его ассасинов. Он сражался при Форбеле и отбил знамя Ордена у сарацин — и Арно де Торож оценил этот поступок по достоинству, выдвинув его кандидатуру на пост маршала, — он мчался из Иерусалима в Керак на помощь осажденным, он не отходил от постели умирающего короля и клялся тому, что будет защищать Святую Землю до последнего вдоха. Пусть он высокомерен и непочтителен, пусть он невыносимый гордец, каким его без сомнения видел Гастингс, но он давно уже не тот мальчишка, что рвался сбежать на край света, лишь бы больше не слышать, как его называют бешеным бастардом. Он Железный Маршал и Честь Ордена, и эти прозвища он получил отнюдь не за то, что сидел у камина и сетовал, как бы ему хотелось увидеть Иерусалим. Он заслужил свое право командовать другими и знал, чем ему придется заплатить в случае ошибки.
Но даже не удивился, когда Гастингс счел иначе.
— Мне больно видеть, что ты ничуть не изменился за эти годы. Я ждал от маршала куда большей рассудительности, но ты… Ты был жесток и чрезмерно горд уже тогда, а с годами ожесточился и загордился лишь сильнее. Я знаю, ты много сражался, но это не твои победы, Уильям, это победы Ордена. А вот за поражение будешь ответственен один лишь ты.
Помни о смирении.
К дьяволу смирение!
— Проклятье! — хохотал Уильям после каждого такого разговора и уходил на ристалище на долгие часы, рубя изображавшее врагов дерево с такой силой, что щепки долетали до противоположного конца вытоптанной дюжинами ног площадки. — Чего он добивается? Чтобы я отправил его в Иерусалим? Так пусть скажет прямо, что больше не желает служить Ордену в Аскалоне, и я с радостью отошлю его к де Ридфору!
— А ты не думал, — спросил как-то раз Ариэль, устав смотреть на бесславную гибель бревен и соломенных чучел и взявшись за собственный меч, — что де Ридфор мог прислать к нам шпиона? И выбрал для этого твоего старого наставника, которого ты не сможешь выставить за порог, как бы он ни выводил тебя из себя. Не удивлюсь, если приезд Гастингса показался ему даром свыше. Тот ведь наверняка выложил нашему бравому Магистру, как принимал тебя в Орден и наставлял первые месяцы, как дружил с бароном де Шампером и знал твоего деда… Иными словами, ясно дал понять, что его можно использовать против тебя и ты ничего с этим не сделаешь. Твоя пресловутая честь, которую все так хвалят, не позволит тебе выжить из крепости старика, с которым тебя столько связывало в юности. Это же не Эдвард, с которым ты дрался еще десять лет назад и который с каждым годом ненавидит тебя всё сильнее. А ты его презираешь.
Уильям ушел в сторону, спустив обрушенный на голову удар по лезвию меча, и задумался.
— А быть может, ты и прав. Мне этого даже в голову не приходило.
— О том и речь, — кивнул Ариэль и сделал еще один выпад.
Выводы напрашивались неутешительные. Если Ариэль не ошибся в своих предположениях, то у Уильяма действительно были связаны руки. Даже несмотря на то, что уязвленная гордость требовала немедленного отмщения.
— Я вот никак не могу перестать думать, — признался он нехотя, боясь, что Ариэль может согласиться с Гастингсом. — Льенар бы тоже сказал, что я забыл Устав и что это были не мои победы?
— Чушь! — возмущенно ответил Ариэль, настолько опешив от такого вопроса, что едва не пропустил удар. И Уильям мгновенно понял, что друг не притворяется и даже не думает щадить его самолюбие. — Вспомни Баальбек, Льенару и в голову не пришло умалять твои заслуги! Я был там, когда Балдуин спросил у него, кто из рыцарей возглавил ночную атаку на стены! Да Льенар скорее бы наложил на себя руки, чем заявил бы, что это победа Ордена! Он никогда не позволял приписывать его заслуги другим и уж точно не стал бы поступать так с твоими! Льенару были нужны рыцари, готовые отвечать как за свои победы, так и за поражения, а вовсе не трусы, прячущиеся за Орденом и неспособные и шагу ступить без прямого приказа Магистра!
Уильяму от этих слов — или, вернее сказать, возмущенных криков — стало чуть легче. Так или иначе, он ведь сражался ради Ордена и защиты христиан, а не ради собственной выгоды. Но и говорить, что это не его победы… Да будь так, маршалом мог бы стать любой рыцарь.