— Все мертвы, — заговорил лотарингец без лишних предисловий. — Все, кто выехал с де Ридфором в Тивериаду и все рыцари из окрестных Назарету крепостей. Уцелел только этот безумец и еще двое братьев. И, уж простите, братья, но меня это не удивляет. Посланец сказал, что сарацин было несколько тысяч. Против сотни рыцарей. Чудо, что хоть трое уцелели.
— Известно, где он сейчас? — спросил Уильям, неторопливо расчесав пальцами едва спутавшиеся волосы, и распечатал присланное ему письмо.
— До Тивериады не дошел, — ответил аквитанец. — Лежит в одной из крепостей и стонет от ран.
— Пока сарацины красуются под стенами христианских городов с головами наших братьев на копьях, — процедил лотарингец.
— Да, — мрачно согласился Уильям, пробежав глазами послание. — По словам Тома, Тивериада впала в ужас при виде такого… зрелища. Сохрани нас Господь. Не от мечей, но от командиров-глупцов.
— Брат Томас в Тивериаде? А брат Генри? — решился спросить Ричард, помня, что из всех рыцарей, покинувших Англию вместе с Уильямом, в живых осталось лишь двое.
— Нет, Хэл по-прежнему в Триполи, — качнул головой Уильям, сворачивая пергамент обратно в свиток и кладя его на полностью скрытый под документами стол. Потом подался вперед и сцепил пальцы в замок, уперевшись локтями в столешницу. — Мне приказано отправить в Иерусалим столько рыцарей, сколько я могу выделить без ущерба для гарнизона крепости. Сдается мне, там собирают единую армию.
— Он шутит?! — возмутился лотарингец. — Если сарацины выступят со стороны Египта, мы будем первой крепостью, которую они осадят! И откуда, скажи на милость, нам знать, какое войско они приведут?!
— Ты прав, — согласился Уильям и невесело усмехнулся в короткие рыжеватые усы. — Боюсь, я буду вынужден напомнить магистру о том, как важен Аскалон. Мы не можем обескровить гарнизоны крепостей лишь потому, что де Ридфор жаждет реванша. В прецепториях должны оставаться рыцари, готовые защитить окрестные поселения.
— Ты полагаешь, — сухо спросил Ричард, вновь недовольный таким открытым неповиновением, — что Великий Магистр может потерпеть еще одно поражение?
— Нет, мессир, — ответил Уильям ровным голосом, но глаза у него неуловимо посветлели до светло-серого цвета. Как и всегда, когда он испытывал раздражение или злость. — Невозможно предсказать исход боя, когда не знаешь ни места, ни численности войск, ни даже погоды. Но сарацины, увы, куда сильнее нас. При таком раскладе нам остается только закрыться в крепостях. Пусть они гибнут при штурме, в Аскалоне достаточно стрел и кувшинов с маслом. Как и провианта.
— Ты готов к осаде, но…
— Эта крепость — врата в Египет, мессир. А вокруг нее целый город. В нем нет королей и принцев, но есть сотни христиан. Кто будет защищать этих людей, если я отправлю рыцарей в Иерусалим?
Ричард помолчал и осторожно спросил:
— Могу я… поговорить с тобой наедине?
Уильям на мгновение нахмурил широкие темные брови — не то задумался, стоит ли говорить со стариком, который, верно, виделся ему редкостным глупцом, не то просто недоумевал, к чему клонит Ричард, — и кивнул одновременно повернувшимся к нему друзьям. Те обменялись одинаковыми недовольными взглядами, но покорно вышли из кельи один за другим, притворив тяжелую дубовую дверь.
— Вы желаете отправиться в Иерусалим? — спросил Уильям, и Ричарду померещилось сожаление в его голосе.
— Да. Я предпочту послужить Великому Магистру. Но я, увы, не знаю, что мне ему сказать.
— И о чем же? — не понял Уильям, удивленно приподняв левую бровь.
— О женщине, что приезжала сюда чуть более месяца назад.
На несколько долгих мгновений в келье повисла жуткая, будто мертвая тишина. Лицо Уильяма застыло равнодушной маской, и заговорил он на удивление ровным и спокойным голосом. Но заговорил не сразу. И глаза стали совсем светлыми, словно расплавленное серебро.
— Вы следили за мной? Что ж, меня предупреждали, что де Ридфор послал вас сюда лишь ради того, чтобы шпионить за мной. Но я молился, чтобы это оказалось ошибкой. Вы вправе рассказать ему о том, что видели, мессир. А я не в силах вам помешать. Я лишь прошу вас не бросать тень на честное имя этой женщины. Она не заслужила подобного позора.
Такой покладистости Ричард не ждал. А вот подозрения его возмутили. Он лишь следовал Уставу и не заслуживал того, чтобы его поступки выставляли в дурном свете.
— Я… ничего толком и не видел. Но… Бога ради, Уильям, я понимаю, что каждый может оступиться, но магометанка?!
— Она не магометанка, — качнул головой Уильям, и его лица коснулась волнистая прядь волос. — Еще ребенком она была крещена в Храме Гроба Господня и с тех пор исповедует католическую веру с рвением, какое я редко видел и у тех, кто был рожден во Христе.
— Ты… давно ее знаешь? — спросил Ричард, сам не понимая, зачем. Что изменится, если он узнает, мимолетна эта постыдная связь или нет?
— Пятнадцать лет. Мы встретились у Храма Гроба Господня, случайно, конечно же. Вскоре после этого я… оказал ей услугу, как храмовник. Спустя четыре года судьбе было угодно столкнуть нас вновь. И мы стали любовниками. Я знаю, о чем вы думаете, мессир. Как знаю и то, что я должен был прекратить это много лет назад. Я пытался. Но как бы далеко я ни уезжал, служа Ордену и Иерусалиму, я так или иначе возвращаюсь к ней. Вы были правы, когда говорили, что мужчинам в моей семье слишком нужны женщины, — при этих словах голос у него сделался почти мечтательным. Непозволительный для храмовника тон не понравился Ричарду даже сильнее, чем само признание в столь долгой связи с женщиной. — Мой дед прижил ребенка от иерусалимской сарацинки, барон де Шампер был готов убить даже принца Англии ради моей матери, а я… Что ж, я, видимо, унаследовал черты их обоих. Она сарацинка, и каждое свое сражение я выигрывал ради всех христиан, но прежде всего — ради нее.
Ричард помолчал, против воли задумавшись над этими словами. Он не желал мальчику зла. Но в Уставе было четко сказано, как должно поступить с согрешившим братом.
— Когда вы намерены отправиться в Иерусалим, мессир? — спросил Уильям столь спокойно, словно не он сейчас стоял на краю бездны и Гастингс мог столкнуть его туда одним лишь словом. — Я дам вам сопровождение. Ныне в Святой Земле лучше не путешествовать в одиночку.
— Взамен ты желаешь, чтобы я молчал, не так ли?
Серые глаза вновь потемнели, и Уильям медленно поднял край губ в кривоватой улыбке.
— Нет, мессир. Это должно быть ваше решение. Я не желаю, чтобы вы думали, что взяли грех на душу по моей милости. Устав — это лишь чернила на пергаменте. Силу ему дают люди.
Надежды на старого рыцаря было немного. Что ж, пусть так, пусть расскажет Магистру и его прихвостням, если это угодно Господу. Уильям не мог отделать от мысли, что его даже радует такое стечение обстоятельств. Больше не придется гадать и ждать удара в спину от прежнего наставника. Выдаст его Гастингс или нет, но Уильям хотя бы будет знать, на что ему стоит рассчитывать при новой встрече.
— Я хотел бы поговорить не об этом, мессир. Если вы пожелаете выслушать несколько советов от рыцаря, сражавшегося плечом к плечу с двумя Магистрами Ордена.
Он говорил до самого рассвета, пытаясь за столь короткий срок поделиться всем своим опытом, накопленным за долгие восемнадцать лет — и времени на старые обиды уже не оставалось, — но Гастингс лишь кивал и глаза у него теперь туманились совсем не стариковскими мечтами о подвигах во славу Ордена. А Уильям не мог избавиться от дурного предчувствия.
— Ну, полно, — рассеянно улыбался мессир Ричард, пропуская мимо ушей слова о необходимости всегда иметь запас свежей воды и передвигаться по ночам, чтобы не страдать под палящим солнцем. Быть может, по-прежнему видел перед глазами зеленые холмы и серебряные туманы далекого Альбиона. — Это не первое мое сражение, Уильям. Я, верно, кажусь тебе немощным стариком, но…
— Мессир Ричард, — ответил Уильям, с каждым мгновением боясь за старого рыцаря лишь сильнее. — Вы долгие годы служили Ордену в Англии, и даже самому Папе Римскому не в чем будет упрекнуть вас, если вы изложите ему историю своей жизни. Но здесь не Англия. Я оставил ее половину жизни назад, но я еще помню, сколь прохладно английское лето в сравнении с палестинским. Когда вы наденете доспехи и выступите в поход, первейшим вашим врагом будет жара, а вовсе не сарацины. Я лишь хочу…